Женщина в Гражданской войне(Эпизоды борьбы на Северном Кавказе в 1917-1920 гг.)
Шрифт:
Дверь снова закрылась.
Ксения быстро поела. Ей теперь надо было много сил.
Она достала из кармана тысячерублевую бумажку и осторожно постучала в дверь.
— Чего вам? — удивленно спросил часовой.
— Купите мне, пожалуйста, папирос, — сказала она. Вот деньги. Сдачи не надо. Да вы не бойтесь. Ну, куда же я денусь?
Он стоял, не решаясь принять деньги.
— Уходить мне от вас нельзя, — колеблясь, сказал он и пристально всматривался в лицо женщины. Но оно было спокойно,
— Да ведь убежать-то я не могу. У меня рядом ребенок, — уговаривала Ксения. — Уж очень курить хочется. Еще утром кончились папиросы.
Часовой долго думал, а потом протянул руку за деньгами и тихо сказал:
— Вы уж того. Я мигом обернусь. Только меня не подведите.
Она немного постояла около прикрытой двери. Затем осторожно выглянула в коридор. Там никого не было.
Приглушая шаги и поминутно оглядываясь, Ксения поспешно побежала к черному ходу.
На узкой маленькой лестнице было темно. Спотыкаясь о какие-то доски, она быстро спустилась вниз. На дворе стояли распряженные двуколки, у забора оседланные лошади хрустко жевали сено.
Стараясь идти по темной стороне двора, она подошла к воротам и, открыв калитку, вышла на улицу.
Кто-то крепко схватил ее за руку и повернул к фонарю.
— Вы куда это? громко окликнул мужской голос.
От неожиданности она испуганно вздрогнула и оглянулась. Рядом стоял заведующий Гранд-отелем и пристально смотрел на нее.
— Пустите, — спокойно сказала Ксения. Мне больно. Я вышла только в лавку за папиросами.
— В лавку за папиросами? — удивленно переспросил он. — Да вы же арестованная!
— Ну, что ж, — непонимающе передернула она плечами. — Я же не бегу. Мне просто хочется покурить. Разве это преступление?
— Идите вперед, — резко сказал он. Я не маленький, чтобы надо мной смеяться.
Они возвращались через парадный подъезд. Их с удивлением рассматривали служители, швейцар и офицер, который спускался по лестнице.
Ксения шла, слегка улыбаясь, и никому не могло придти в голову, что несколько минут тому назад рухнул один из планов ее побега.
В двери снова щелкнул замок.
Слышно было, как в коридоре на кого-то громко кричали, взад и вперед бегали люди.
Кто-то звонко приказал: «Позвоните генералу Петренко!»
Ксения чувствовала огромный упадок сил. Теперь надо было придумывать что-то новое.
В коридоре послышались шаги.
— Пожалуйте на допрос, — остановился в дверях начальник караула.
«Надо оттянуть решение», — думала Ксения, подходя к комнате следователя.
За столом сидели офицеры, лампа в синем абажуре затемняла их лица.
Ксения подошла к столу и, не дожидаясь приглашения, присела; ее видно было со всех сторон.
— Имя, отчество, фамилия? — привычно задавал вопрос полный офицер со светлыми усиками, подстриженными по-английски, и с орденом на груди.
Ксения чувствовала на себе любопытные взгляды и спокойно разглядывала офицеров.
— Вы, кажется, дочь сенатора Карташевского? — слегка картавя, спросил следователь.
Ксения молча кивнула головой.
— И жена известного анархиста Александра Ге?
— Да, — ответила она, пристально глядя ему в глаза, — Александра Ге, которого вы вчера без суда зарубили в степи.
Следователь опустил глаза, точно не слышал ответа.
— Вы коммунистка? — в упор поставил он вопрос.
— Да, коммунистка.
— Давно?
— С семнадцатого года.
— Я не пойму, — слегка насмешливо поморщился следователь. — Дочь сенатора Карташевского, получившая блестящее светское образование, знающая несколько языков и музыку, связалась с людьми, которые разрушают все устои, губят родину! — повышал он голос. — Как вам не стыдно пачкать имя отца?
Ксения почувствовала, как кровь прилила к ее щекам.
— А мне стыдно за вас, — с трудом сдерживаясь, перебила она его. — Человек интеллигентный, а занимаетесь жандармскими обязанностями.
— Это уж слишком, — подскочил на стуле следователь. — Вы забываетесь.
Он сердито поправлял соскочившее с носа пенсне.
— Когда ваш муж уехал за границу? — вдруг переменил он тон и предупредительно предложил папиросу.
— Он эмигрировал туда еще задолго до войны. В России он играл большую роль в студенческих кружках до тех пор, пока ему не пришлось скрыться.
— Это верно, что вы прятали в доме вашего отца нелегальную литературу, когда еще были гимназисткой? — задал вопрос пожилой военный, сидящий рядом со следователем.
Ксения удивленно посмотрела на него.
— Я петербуржец, — пояснил он, — и когда-то знакомился с вашим делом. — Вы, кажется, бежали из дому в Швейцарию к Александру Ге?
— Да, — сказала она, — по-видимому, вы и тогда работали в этой самой области.
— На что вы там жили? — спросил следователь. — Ваш отец помогал вам?
Она, улыбаясь, передернула плечами. Зачем она рассказывала этим людям об Александре? Нужно ли это? И сразу решила: «Конечно, нужно. Пусть все знают о нем».
— Стирала, шила, ходила на поденщину, — продолжала она. — Ге занимался всяким ремеслом: был переплетчиком, плотником, даже письмоносцем. Он работал там вместе с большевиками: сколько брошюр и листовок проходило через его руки! Я думаю, что при обысках вы находили литературу, которую мы отсылали в Россию.
— Мне жалко вас, — вздохнул следователь. — Такая красивая женщина и загубила свою молодость.