Женщина за стеной. Лирика

Ваншенкин Константин Яковлевич

Воспоминание о персональном деле

Жаловалась женщина в партком: «Муж опять гуляет». Вызовут — а он стоит молчком, Дурака валяет. Длинный персональный разговор Только-только почат. Это всё дружки с давнишних пор, Что его песочат. Есть в парткоме женщина одна — Секретарь парткома. Чувствуется: тайно влюблена, А не лишь знакома. Иногда бормочет в тишине: — Эти бабы, ну их!.. И к его же собственной жене Мужика

ревнует.

Жена художника

На натурщиц, понятное дело, Денег не было в те времена, И хотела жена, не хотела — Эту роль выполняла она. Акварели, гуаши, пастели… И она занята день-деньской. Дети, кухня… Ночами — в постели, А с утра у него в мастерской. Но потом — не деталью в пейзаже, А добавкой к иным новостям — На грядущем его вернисаже Обнажённая выйдет к гостям.

В метро

Человек заглядывает в книгу Женщины, читающей в метро, И, поддавшись выпавшему мигу, Видит чьей-то комнаты нутро, Погружаясь в некую интригу И к тому же в самое ядро. Он смущён, но он уже увлёкся. Он попал в волшебные сады, Ощущая слабый запах флокса, А, возможно, также резеды, От своей реальности отрёкся, Не предвидя всяческой беды. Мысли беспорядочно-неловки: Потянуть ему за эту нить, Позабыв о должной подстраховке, Проявить и выдумку и прыть, Или на ближайшей остановке Опрометью тут же выходить?

Причуда

Решительных женщин причуда — Как в пруд погрузиться до дна, Немедля раздеться, покуда Находится в доме одна. В наплывах прозрачного света Скользит по квартире своей, Уловлена створкой буфета И зеркалом возле дверей. Но вдруг, отмечаемый кожей Растерянно вспыхнувших щёк, До кухни из близкой прихожей Доносится внятный щелчок. Застыла, забыв о посуде, Прикрыла, стыдом залита, Одною рукой — обе груди, Другою — мысок живота.

Прощание

— Возвращайся, милый. Лучше — поскорей. Хочешь, стань унылый, Даже постарей. — Не рыдай, не висни! Стыдно — смотрит всяк. Если хватит жизни, Я вернусь и так.

«Былое чувство долга и печали…»

Былое чувство долга и печали, На столько лет по-прежнему одно, Незыблемо, как если бы в начале. И стало одиночеством оно. Однако это всё-таки не к долгу Относится, а просто ты опять Своей судьбы оставшуюся дольку Ни с чьей не пожелал соединять.

«Журавли летят, трубя…»

Журавли летят, трубя, На зов природы. Как я прожил без тебя Все эти годы? Вновь зима пришла, слепя, Мир стужей полня. Как я прожил без тебя? — Почти не помню.

«Шли когда-то парочкой…»

Шли когда-то парочкой, Смеялись на ходу. А сегодня с палочкой По берегу иду. Над озёрной рамою Кружит кленовый лист. Я иду, прихрамываю, А день осенний мглист. Рухнувшее зодчество Разрушенных аллей… Снова одиночество Заметней и острей.

«Десяток немыслимых лет…»

Десяток немыслимых лет Прошёл с того страшного года. На что мне плацкартный билет — Моя ветеранская льгота? Не ведал, что вдруг окажусь В настолько заброшенной зоне. Не думал, что так задержусь На этом пустынном перроне.

«Были пророчества…»

Были пророчества Добрые в дому. Нынче ворочаться Ночью одному. Шли с тобой рядышком Тропкою своей. Ты была ядрышком Нашей жизни всей.

Ожидание

Дверная пружина Сжималась, насколько могла. Снаружи пуржила Глубокая снежная мгла. В достаточной мере Собой занимаясь, метель Барачные двери Сорвать собиралась с петель. Подобье аврала. Затменье средь белого дня… Но ты уверяла, Что видишь в окошко меня.

Марусенька

Вечером летним, после дороги, Мыла Марусенька белые ноги. После заката, в тёплой запруде, Мыла Марусенька белые груди. По сторонам озираясь несмело, Мыла Марусенька всё, что имела. Не отличаясь скромностью высшей, Месяц сиял над соломенной крышей.

Свадьба. 1954

Не шумел барак. В окнах гасла зорька. Лишь один дурак Добивался: — Горько! Человека два — Кто знаком с невестой, Да и то едва. И жених — не местный. Видно, впрямь одни На просторном свете. Никакой родни — Только гости эти Засчитали как Первую попытку. Им законный брак На живую нитку.

Разрыв

М.Л.

Никак не ждал такого И не был начеку — Жена ушла рисково К его ученику. И вот в дыму разрыва Он посмотрел вокруг: Струился день тоскливо, Валилось всё из рук. Зато густела свита Приятелей теперь, И женщины открыто Входили в эту дверь. Привыкнуть к новой доле Не смог он и потом И говорил о доме: — Незащищённый дом.