Женщины, изменившие мир
Шрифт:
Независимое государство Израиль могло бы и не появиться, если бы не было Голды Меир. Целеустремленной и волевой женщины, которая ежедневно жертвовала здоровьем и личной жизнью ради мечты о независимой еврейской нации. Она была мечтательницей, которая никогда не позволяла повседневным проблемам пошатнуть ее уверенность в себе, погасить энтузиазм и неизбывную мечту о свободном еврейском государстве.
Меир была загадкой для всех: несмотря на то, что у нее было всего два платья, Голду называли очаровательной как друзья, так и противники. Она могла голодать, но при этом вести активную партийную работу и оставаться хронической оптимисткой. Она всегда была готова пожертвовать всем ради воплощения своей детской мечты — объединения евреев.
«Вероятно, то немногое, что я помню о своем детстве в России — первые восемь лет жизни — и есть мое начало, то, что теперь называют «формирующими годами». Но если это так, то жаль, что радостных или хотя бы приятных воспоминаний об этом времени у меня очень мало. Эпизоды, которые я помнила все последующие семьдесят лет, связаны большей частью с мучительной нуждой, в которой жила наша семья» — так писала о своем детстве Голда Меир.
Родилась Голда Мабовитц 3 мая 1898 года в Киеве — она была седьмым ребенком в семье плотника. Ее родители не были ортодоксальными евреями — они даже поженились без традиционного сватовства. Жестокая российская действительность оборвала жизни пяти братьев Голды. Зато у нее была старшая сестра Шана, которая в раннем детстве частенько заменяла Голде мать. Уже будучи премьер-министром Израиля, в разговоре с Папой Римским Меир сказала: «Ваше святейшество, знаете ли вы, какое мое самое первое воспоминание? Ожидание погрома в Киеве». Убийства, поджоги, дикие крики «Христа распяли!». Вот что отложилось в детском сознании Голды.
Отец, несмотря на бесконечные неприятности, не отчаялся и решил попытать счастья в Америке — «золотой стране» равных возможностей. Из переполненной антисемитами и их почти официальными подстрекателями из полиции и жандармерии царской России сбежать еврею было намного легче, чем позднее из интернационального СССР, где уже не было черт оседлости, а все люди были братьями. Известий от отца семья, переехавшая в Пинск к родителям матери, Блюмы Найдич, ждала долгих три года. За это время Голда очень сблизилась со своей старшей сестрой Шаной, которая к 14 годам стала преданной участницей сионистского социалистического движения. Его сторонники считали, что нужна национальная идея, основанная на концепции единого еврейского народа и восстановления его независимости и государственности. Шана научила девочку читать и писать — у семьи не было денег, чтобы Голда училась в школе.
В 1906 году Моисей нашел работу в Милуоки и вызвал туда семью. Его жена, набравшись смелости, подделала документы на детей — семейство выезжало нелегально: Голда должна была изображать пятилетнюю девочку, хотя в действительности ей было восемь; семнадцатилетняя Шана выдавала себя за двенадцатилетнюю. Весь их багаж и одежду украли, и единственной, кто не заболел во время путешествия, длившегося целый месяц, была неугомонная Голда. Мойша поселился в гетто Милуоки, надрываясь на двух работах — плотником и рабочим на железной дороге. Мать Голды открыла бакалейный магазин в нижнем этаже своей квартиры с двумя спальнями уже через две недели после прибытия, хотя даже не говорила по-английски. Какой вдохновляющий пример для юной Голды, в восемь лет ставшей ее главной помощницей!
Девочка блестяще училась в школе и там же впервые занялась «общественной работой». Назвавшись с двумя подругами «Американским обществом юных сестер», одиннадцатилетние девочки организовали акцию по сбору средств на учебники для бедных учащихся. По окончании начальной школы у Голды возник конфликт с родителями — они не позволяли дочери продолжать образование. Тогда девочка приняла решение бросить семью и переехать в Денвер к старшей сестре, которая сбежала из дома намного раньше. Шана была для Голды героиней, духом революции и учителем как в России, так и в США: «Что касается меня, то Шана, возможно, оказала самое большое влияние на мою жизнь… блестящий пример, мой самый дорогой друг и мой наставник».
Голда прожила в Денвере два года с мятежной сестрой, которая устраивала в своем доме еженедельные сионистские собрания. Именно горячие дискуссии на этих собраниях пленили впечатлительную Голду и превратили ее в революционерку. Одним из мужчин, посещавших собрания Шаны, был молчаливый, но добрый и приятный Морис Меерсон, будущий муж Голды.
После ультимативного письма отца («Если тебе дорога жизнь матери, ты должна немедленно вернуться домой») Голда вместе с Морисом возвращается в Милуоки, где после окончания колледжа в 1917 году выходит за Меерсона замуж. Этот год оказался определяющим в жизни Голды. Она твердо решает связать свою судьбу не с преподавательской деятельностью, а с общественной и становится активной участницей «Поалей Цион» — сионистской социалистической партии. Она и ее друзья-сионисты благодаря пылкому энтузиазму и горячему участию в движении получили прозвище Zionuts («сио-чокнутые»).
В те годы в Америку часто приезжали жители еврейской общины в Палестине, рассказывавшие о жестокости турецкого режима — менее чем за год население общины сократилось с 85 до 56 тысяч человек. В том же 1917 году была принята Декларация Бельфура, британского министра иностранных дел, в которой британское правительство объявило, что положительно относится к «созданию в Палестине национального очага для еврейского народа».
Голда поступила на один семестр в Учительский колледж Милуоки, а в свободное от занятий время преподавала идиш в еврейском центре. Она была очень страстной во всем, что делала, — слушатели запомнили ее тогда как вдохновенного оратора на английском, идиш и русском. Зимой 1918 года, в девятнадцать лет, она стала самым молодым и симпатичным делегатом Еврейского конгресса, который проходил в Филадельфии. Осознание того, что ее место не на митингах в благополучной Америке, а на исторической родине, в Палестине, привело к тому, что в 1921 году семья Меерсонов эмигрировала на Британскую территорию Палестины, в кибуц на юге Назарета.
Голда сказала Морису, что он волен последовать за ней или остаться, но для нее это вопрос решенный. Морис был мягким человеком и ничего не мог противопоставить жизненной силе жены. Однажды приняв как факт, что нет другого решения еврейской проблемы, кроме возвращения на историческую родину, она сказала: «Я решила поехать туда». Когда ее спросили, могла бы она поехать без своего мужа, патриотка ответила: «Я бы поехала и одна, но с разбитым сердцем».
Всю жизнь Голда не переставала удивляться утверждению, что евреи «украли» арабские земли в Палестине. На ее глазах происходила покупка тех самых «территорий» (большей частью представлявших собой малярийные болота), которые впоследствии превратились в государство Израиль. Именно с целью превращения болот в земли, годные для обработки, и создавались кибуцы. Жизнь Голды состояла из напряженного физического труда: посадка леса (чтобы посадить дерево, нужно было выкопать множество ямок между камнями), работа на кухне, на птичьем дворе. Мейерсоны вступили в кибуц в Мерхавии — в коммунальную деревню, более коллективную, чем решился бы создать любой коммунист. В деревне все было общим: одежда, продукты, дети. Большинство жителей болели малярией, не было уборных, вода была загрязнена, продукты часто оказывались несъедобными или испорченными. Голда же всегда была полна оптимизма. Она любила жизнь кибуца, и вскоре, в двадцать три года, ее избрали в управляющий комитет.
Но суровые будни общины нравились Морису все меньше и меньше: ни книг, ни музыки, ни живописи, ни интеллектуального общения. Люди просто не могли позволить себе подобной роскоши. Плюс ко всему он заболел, а чтобы болезнь не стала хронической, врачи настойчиво рекомендовали ему сменить климат. Семья переехала в Тель-Авив, а затем в Иерусалим, где родились дети — Менахем и Сара. Четыре года, проведенные в Иерусалиме, были очень сложными для Голды. Разрыв с кибуцем и дружеским окружением, непривычное чувство оторванности от главной цели, главной причины переезда в Палестину — активного участия в построении еврейского государства. Причем Голда никогда не была сторонницей феминизма — она оказалась заботливой матерью и позже бабушкой, умевшей и любившей прекрасно готовить, создавать в доме тепло и уют. Они с Морисом продолжали любить и уважать друг друга до самой его смерти в 1951 году. И нельзя сказать, что муж не понимал жену, наоборот — он понимал ее слишком хорошо, поэтому и не отговаривал от возвращения на работу, что все-таки означало разрыв. По одним данным, Голда рассталась с мужем в 1933 году, по другим — в 1945, сама она вспоминает, что в 1938-м, но суть не в этом. Старая истина — нельзя объять необъятное — подтвердилась в очередной раз. «Вечное внутреннее раздвоение, вечная спешка, вечное чувство невыполненного долга — сегодня по отношению к семье, завтра по отношению к работе — вот такое бремя ложится на плечи работающей матери», — писала позже об этом периоде своей жизни Голда.
Меерсон работала в Иерусалиме секретарем Женского трудового совета и держала прачечную в качестве источника дополнительного дохода. Она была назначена казначеем в 1924 году, что позволило ей участвовать в различных международных конференциях. В 1928–1929 годах она стала делегатом Американской Сионистской партии и побывала в Соединенных Штатах впервые с тех пор, как оттуда уехала. В 1932 году Голда переехала в США и путешествовала по стране, агитируя евреев, в течение двух лет. Ее свободное владение английским, русским, идиш, ивритом, немного арабским не только способствовало выполнению этой работы, но еще больше помогло ей в дальнейшей карьере. В автобиографии Голда писала: «Я не выбирала карьеру. Я не выбирала профессию. Просто так получилось». На самом деле Меир выбрала — мечту, за которой она следовала до самой смерти.