Женщины на российском престоле
Шрифт:
В военных действиях против Турции, которые развернулись в Причерноморье и Молдавии, преимущество было на русской стороне: в 1737 году был взят Очаков – важнейшая турецкая крепость в Причерноморье, в 1739 году турки потерпели поражение под Ставучанами, сдали Хотин и Яссы. Но война все же шла не по плану Миниха. Потери были огромны – не менее ста тысяч человек, причем люди чаще гибли не под пулями турок и стрелами татар, а от болезней, непривычно жаркого климата. Ведение боевых действий было не продуманным, снабжение армии – из рук вон плохим. Миних не сумел приспособиться к особым условиям войны на юге, не щадил солдат, которые, повинуясь указам фельдмаршала, двигались по степи в огромном каре и от жары, пыли, усталости и голода замертво падали прямо в строю.
Но самым серьезным недостатком Миниха было полное неумение использовать результаты достигнутых побед. Все завоеванные крепости (кроме Азова) пришлось оставить, каждая кампания начиналась не с завоеванных рубежей, а из глубокого тыла. Не были согласованы военные действия со вступившей в войну Австрией.
Неудачной была и дипломатическая работа правительства Анны Иоанновны. На Немировском мирном конгрессе 1738 года туркам были предъявлены чрезмерные территориальные требования, не обеспеченные соответствующими им победами оружия, и переговоры сорвались. Белградский мир 1739 года, заключенный от имени России французскими дипломатами, не был победоносным. Россия получила лишь Азов, некоторые территории на Украине и надежды на будущий успех в новой войне за Черноморское побережье, так как южное направление с той поры стало наиболее перспективным и многообещающим для имперской политики России.
Дела внутренние, царице скучные
Если рассказ о внешней политике времен так называемой «бироновщины» не оставляет сомнений в том, что в царствование Анны Иоанновны имперские интересы Российской империи оставались в центре внимания правительства, как и в другие времена, то теперь нужно коснуться дел внутренних, для императрицы скучных. Эта политика была сформулирована под сильным влиянием событий начала 1730 года, точнее – под влиянием дворянского движения. Пойти на политические уступки дворянам и поделиться с ними властью царица, разумеется, не могла, но и не учитывать их многочисленные претензии к самодержице также не решилась. Это и определило направление внутренней политики на 1730-е годы. Именно тогда российскому дворянству, которое – если следовать за обличителями «бироновщины» – должно было стонать под игом иностранных эксплуататоров, начинают делать такие послабления, о которых при Петре Великом было трудно и помыслить.
Для начала в 1732 году по инициативе немца Миниха русские офицеры были уравнены в жалованье с иностранцами – до «бироновщины» русские на тех же должностях получали в два раза меньше. В 1736 году вышел указ, который, по мнению С. М. Соловьева, «составил эпоху в истории русского дворянства». Указ отменял прежние, петровские условия пожизненной службы дворян. Теперь дворянин мог до двадцати лет прохлаждаться дома, а не тянуть солдатскую лямку с четырнадцати-пятнадцати лет. По новому закону срок службы дворянина был ограничен двадцатью пятью годами, более того – дворянин мог оставить одного из своих сыновей дома «для содержания экономии». Это была подлинная революция в служилых обязанностях русского дворянина.
Теперь дворянин мог поступить в организованный в 1731 году Минихом Кадетский корпус и по окончании его выйти офицером, не проходя долгого и мучительного солдатства в гвардии.
Еще более важными для дворян стали указы 1730 и 1731 годов. Они отменяли петровский указ о единонаследии, по которому право получать отцовское наследство имел только один – старший – сын, а все остальные должны были искать пропитание на службе. Теперь, при Бироне, этот крайне тягостный для дворян петровский закон был отменен. Тем самым были сняты важные ограничения с распоряжения земельной собственностью. Эти указы расширяли права дворян, приближали их к знаменитой грамоте о вольности российского дворянства 1762 года.
В 1730-е годы не пошатнулось и экономическое положение России. Наоборот, во времена «бироновщины» оно продолжало улучшаться, и о нанесении какого-то ущерба национальной экономике не могло идти и речи. Если в 1720 году Россия выплавила 10 тысяч тонн чугуна (а Англия – 17 тысяч), то в 1740 году выплавка возросла до 25 тысяч тонн (а в Англии – до 17,3 тысячи). Выплавка чугуна на Урале с 1729 по 1740 год выросла с 253 до 416 тысяч пудов, вывоз железа за аннинское время увеличился более чем в пять раз, а хлеба – в 22 раза. Резко увеличились и объемы торговли через Петербург и другие порты.
В 1739 году было принято новое горно-промышленное законодательство – Берг-регламент, над которым работал саксонский горный специалист Шемберг. Этот закон резко стимулировал промышленное предпринимательство, началась массовая приватизация казенной промышленности – путь, по которому в конце своего царствования пошел Петр Великий.
В целом экономика, построенная Петром на преимущественном использовании крепостного труда, в аннинское время продолжала развиваться, укрепляя самодержавный режим и всю структуру социальных отношений.
Наша резиденция
1730-е годы были временем оживления Петербурга: державность всегда была не только его внешней чертой, но и стимулом его процветания. В аннинское время строительству столицы уделялось внимания не меньше, чем при Петре Великом. Для Анны Иоанновны город стал тем же, чем и для других царей, – резиденцией, парадным въездом в империю. И денег, и сил для его украшения не жалели.
Ныне мало что осталось от аннинского Петербурга. Уже давным-давно снесены Летний и Зимний дворцы императрицы, и уже нельзя взойти по белокаменной лестнице в тронный зал Зимнего с плафоном, расписанным Луи Караваком, изящными хрустальными люстрами и голубыми изразцовыми печами. Здесь, сидя на троне, Анна Иоанновна принимала послов, устраивала торжественные приемы и праздники. Исчез, будто растворился в воде, Подзорный дворец, построенный на крошечной косе в устье Фонтанки. Он казался сказочным замком, выплывающим из водных глубин. Его зеркальные окна ярко горели золотом на закате.
Но кое-что все же сохранилось. Летом 1733 года освятили Петропавловский собор, и великий основатель города под полом его нашел, наконец, вечный покой. Были открыты Кунсткамера, а затем и здание Двенадцати коллегий работы Доменико Трезини. Иван Коробов построил новое Адмиралтейство, и на нем засверкал золотой шпиц с корабликом.
В 1736 и 1737 годах два сильных пожара уничтожили петербургский «шанхай» – хаотичную слободу у Адмиралтейства. Специальная комиссия под началом Петра Еропкина – талантливого ученика итальянского архитектора Чиприани – разработала новый проект застройки центра города. Именно Еропкин придумал трехлучевой «каркас» материковой части города: три длинные першпективы – Невская, Вознесенская и Средняя (Гороховая) «вытекали» из единого центра – Адмиралтейства, а их расходящиеся «лучи» были связаны цепью улиц, проспектов и площадей, так что, двигаясь, например, по Садовой, и до сих пор можно трижды увидеть золотой кораблик Адмиралтейства.
Владимирский и Царскосельский (Московский) проспекты, Сенатская площадь и многие другие площади и улицы сошли с чертежей Еропкина и воплотились в камень мостовых и домов блистательного Петербурга. Строгий и стройный вид городу придавали его регулярные улицы и набережные. Для приплывающего из Кронштадта иностранца город разворачивался чудесной панорамой. «По обеим сторонам Невы, – вспоминает датчанин П. Хафен, – стояли отличные дома, все каменные в четыре этажа, построенные на один манер и выкрашенные желтой и белой краской». Потом путешественник поражался удивительной гладкости мостовых, чистоте и порядку на улицах столицы.