Женщины на российском престоле
Шрифт:
Вечеринки в доме холостяка Волынского и даже сочинение проекта в принципе не содержали в себе криминала – прожектерство было тогда делом распространенным и весьма поощряемым властью, но подозрительный Бирон усмотрел в инициативе «конфидентов» преступный умысел.
После случая с Тредиаковским Бирон, страшно раздраженный на Волынского и умело управляемый Остерманом, потребовал от царицы убрать Артемия Петровича. Та не без колебаний согласилась, а уж Ушаков дело свое знал хорошо. Начались допросы. Их протоколы почти сразу же попадали во дворец, к Анне Иоанновне, и она вошла во вкус розыска и даже собственноручно написала «допросные пункты» для Волынского: «1. Не ведом ли он от премены владенья, перва или после смерти государя Петра Второва, когда хотели самодержавство совсем отставить. 2. Што он знал от новых прожектов, как вперот Русскому государству быть. 3. Сколько он сам в евтом деле трудился» – и т. д.
С 7 мая начались пытки. Ими вынудили Волынского признаться, что он хотел с помощью заговора сам занять российский престол. В начале следствия Артемий Петрович просил его помиловать – плакал, валялся в ногах у следователей, но когда дело дошло до застенка и дыбы, он – перед лицом смерти – разительно изменился. По крайней мере, материалы следствия говорят о высоком достоинстве гордого кабинет-министра – он не рыдал, не стоял на коленях, не оговаривал невинных и даже стремился выгородить «конфидентов», взять их вину на себя.
20 июня 1740 года созванный указом Анны Иоанновны суд – Генеральное собрание – приговорил бывшего кабинет-министра к урезанию языка и посажению на кол, а его приятелей – Хрущева, Мусина-Пушкина, Соймонова, Еропкина – к четвертованию, Эйхлера – к колесованию, а Суда – к простому отсечению головы. Кто вынес этот лютый приговор? Не Бирон или Остерман, хотя именно они были тайными руководителями следствия, а члены суда: фельдмаршал князь Н. Ю. Трубецкой, канцлер князь А. М. Черкасский, сенаторы – все русские, знатные люди, почти все – частые гости и собутыльники хлебосольного Артемия Петровича. Приходя в его дом, они любили посидеть, выпить да поесть с Артемием, наверное, ласкали его детей – сына и трех дочек, живших с Волынским-вдовцом. А 20 июня они, не колеблясь, приговорили самого Артемия к посажению на кол, а невинное существо – отроковицу Аннушку, старшую дочь своего приятеля – к насильному пострижению в дальний сибирский монастырь, и спустя четыре месяца, когда Волынского уже казнили, не воспрепятствовали этой жестокой экзекуции. Патриотическое, дружеское, любое иное гуманное чувство молчало, говорил только страх. Ведь известно, что один из судей над Волынским (а ранее вместе с ним – судья над Д. М. Голицыным) генерал-полицмейстер В. Ф. Салтыков подписал в 1736 году приговор о ссылке князя Алексея Дмитриевича Голицына в дальний Кизляр вместе с женой. А женой сына верховника была его, Салтыкова, родная дочь Аграфена Васильевна! И ничего, смолчал, стерпел и думал, вероятно, как и все остальные судьи: «Господи, только пронеси мимо меня чашу сию!»
Анна Иоанновна, как и раньше в подобных случаях, показала милость: Волынскому вырезали язык и отсекли голову на площади Обжорного (ныне Сытного) рынка. Того же удостоились Петр Еропкин и Андрей Хрущев. Остальных били кнутом, плетью и сослали на каторгу.
Белый призрак
Но все это не волновало Анну Иоанновну. Она жила, как и прежде: охотилась, вволю гуляла, шуты и артисты веселили ее, а повара готовили тяжелые и обильные блюда, что тучной сорокасемилетней женщине было не безвредно. Многое уже ей прискучило в этой жизни, и лишь страсть к Бирону не проходила. Чтобы быть всегда рядом с ним, она стала даже учиться верховой езде: Бирон много времени проводил в манеже, а его конюшня считалась лучшей.
12 августа 1740 года произошло важное событие: у Анны Леопольдовны, племянницы императрицы, родился мальчик. Его нарекли Иваном. Все были убеждены, что именно он будет наследником престола, но полагали, что императором Иван станет не скоро: крепость здоровья Анны Иоанновны была такова, что, как передавал прусский посланник А. Мардефельд, «все льстят себя надеждой, что она достигнет глубокой старости», но 5 октября с императрицей «вдруг совершенно неожиданно случилась сильная кровавая рвота и состояние ее здоровья стало ухудшаться все более и более».
Издавна Анна Иоанновна страдала почечнокаменной болезнью, осенью 1740 года произошло ее обострение, началось омертвение почек. Накануне ее смерти, 16 октября Мардефельд сообщал, что «императрица спала довольно хорошо прошедшую ночь, но она менее спокойна с тех пор, как истерика присоединилась к ее прочим болезням». Врачи связывали это с тяжелым климаксом царицы. А может быть, нужно связать это и со странным происшествием, случившимся ночью во дворце незадолго до ее смерти.
Дежурный офицер, несший караул во дворце, вдруг заметил в темноте фигуру в белом, чрезвычайно схожую с императрицей. Она бродила по тронному залу и не откликалась на обращения к ней. Бдительному стражу это показалось странным – он знал, что Анна Иоанновна отправилась почивать. То же подтвердил разбуженный им Бирон – уж ему ли не знать, где была императрица. Фигура между тем не исчезла, несмотря на поднятый шум. Наконец разбудили Анну, которая вышла в зал посмотреть на своего двойника. «Это моя смерть», – сказала императрица и ушла к себе. И смерть, действительно, вскоре пришла за ней. 17 октября 1740 года, прожив сорок семь лет и процарствовав десять, Анна Иоанновна отдала Богу душу. Умирая, она до самого конца смотрела на стоящего в ее ногах плачущего Бирона, а потом сказала ему…
Нет, лучше пусть передаст это Э. Финч – английский посланник, писавший 18 октября 1740 года в Лондон о последних минутах царицы: «Her Majestry looking up said to him: „Niebois!“ – the ordinare expression of this country, and the import of it is: „Never fear!“» («Ее Величество, глядя на него, сказала: „Небось!“ – обычное выражение в этой стране, означающее „Никогда не бойся!“»).
Глава 3
Cекретная узница и ее дети: Анна Леопольдовна
Военная, но дружественная рука
История эта начинается задолго до рождения Анны Леопольдовны в 1718 году, и уж тем более – до рождения Ивана Антоновича в августе 1740 года. И чтобы рассказать ее, нам нужно ринуться в самую гущу военных и политических событий, потрясших Европу в годы Северной войны…
В 1712 году русские войска Петра Великого вместе с союзниками – саксонцами и датчанами – вступили в Мекленбург-Шверинское герцогство, расположенное на севере Германии. Да, к этому времени Северная война России, Саксонии, Дании и Польши против Швеции, начавшаяся в 1700 году под Ригой и Нарвой, докатилась и до Германии. Целью союзников были германские владения Швеции – Померания, остров Рюген, а также несколько приморских крепостей. К 1716 году почти все эти территории были захвачены союзными войсками, и в руках шведов осталась только крепость Висмар, стоявшая на мекленбургском берегу Балтики. Ее и осадили союзники России, к которым на помощь спешил корпус генерала А. И. Репнина.
К этому времени между Петром и герцогом Мекленбургским Карлом Леопольдом наладились весьма дружественные отношения. Герцог, вступивший на престол в 1713 году, видел большую пользу в сближении с великим царем. Во-первых, Петр обещал помочь Мекленбургу вернуть некогда отобранный у него шведами город Висмар, во-вторых, присутствие русских войск на территории герцогства очень устраивало Карла Леопольда, так как его отношения с мекленбургским дворянством были напряженными, и он надеялся с помощью русской дубинки укротить дворянских вольнолюбцев, недовольных тираническими замашками своего сюзерена.
Петр также искал свою «пользу» в Мекленбурге. Царь не собирался легко уходить из столь удобной Северной Германии – важной стратегической зоны, откуда можно было грозить не только шведу, но и датчанину, который требовал пошлины с каждого проплывавшего через пролив Зунд торгового корабля. Петр мечтал о том, что русские корабли будут плавать по всем морям и зундская пошлина будет российской комерции в тяггость. 22 января 1716 года в Петербурге был подписан договор, давший начало всей истории, о которой и пойдет речь ниже. Согласно этому договору Карл Леопольд брал в супруги племянницу Петра Екатерину Иоанновну, а Петр, со своей стороны, обязывался обеспечить герцогу и его наследникам «совершенную безопасность от всех внутренних беспокойств военною рукою». Для этого Россия намеревалась разместить в Мекленбурге девять-десять полков, которые поступали в полное распоряжение Карла Леопольда и должны были оборонять его, герцога, «от всех несправедливых жалоб враждующего на него мекленбургского шляхетства и их приводить в послушание». Кроме того, Петр обещал подарить будущему зятю еще не завоеванный союзниками Висмар. Дело требовало быстроты, и свадьбу решили сыграть, не откладывая, в вольном городе Гданьске, сразу после Пасхи.