Женщины в эпоху Крестовых походов
Шрифт:
Королевские войска овладели областью Пуату, которую постыдно оставили англичане, и только чума во французском лагере остановила их успех. Сам король заразился. Он тяжело заболел и больным вернулся в Париж, приняв 5-летнее перемирие, предложенное Генрихом III. Людовик IX до конца жизни так и не излечился от болезни, подхваченной в пуатевинскую компанию.
Испытывала ли Бланка угрызения совести, поскольку именно она развязала эту войну?
Матье Парижский был высокого мнения о королеве Бланке. Он называл ее «женщиной уважаемой и любимой Богом», «женщиной наделенной твердостью больше, нежели обыкновенные женщины», «женщиной замечательной и благородной».
Предшественница Людовика XI, Екатерины Медичи и кардинала
Рамон Беренгер обещал свою младшую дочь Беатриче, которой по завещанию доставалось все богатство отца, Раймунду VII, графу Тулузскому. Правда, тот лишь недавно женился на Маргарите де ла Марш, сестре по матери английского короля. Однако это был своего рода пробный брак с условием развестись через год, если папа его пс одобрит. Одобрения так и не последовало, и граф считал себя свободным.
Бланка давно вынашивала план женить на Беатриче своего угрюмого четвертого сына Шарля. Вдовствующая королева, всю жизнь играя своим кузеном, обещала ему деньги на свадьбу, но сделала все, чтобы Беатриче и ее огромное приданое достались самому младшему принцу королевского дома. Когда же Раймунд явился к ней, чтобы с благодарностью получить обещанное, ему объявили, что он разъехался с принцем Шарлем, который во главе французской армии отправился за рукой Беатриче.
Королевский двор ликовал: провансальская принцесса отказала германскому королю Конраду IV Гогенинауфену и двум пожилым вдовцам — Хайме Арагонскому и Раймунду VII Тулузскому и выбрала Францию!
Шарль был суровый, угрюмый, всегда погруженный в честолюбивые замыслы человек. Его детство пришлось на то бурное время, когда мать подчиняла своей власти непокорную знать Франции. В силу этого он был полностью передан на попечение воспитателей и с юных лет привык полагаться только на себя. Он унаследовал свойственный его семье аскетизм и присущую матери энергию. Он очень не любил шумные забавы, мало говорил, почти никогда не улыбался; не понимал, как люди могут восхищаться такими бреднями, как сказки трубадура, или такими тупостями, как кривляние жонглера. Он презирал даже охоту и еще ниже ценил музыку, без которой не могли жить на юге; мандолина и арфа в его тазах были ничтожнее сломанной прялки. Образом жизни он походил на монаха и был достаточно энергичен, чтобы заставить подданных жить по его представлениям. Несмотря на религиозность, он был далеко не чужд алчности и другим обычным человеческим недостаткам.
Не обремененный любовью семьи, Людовик Святой, очередной раз вопросив свою совесть, признавал, что из трех своих братьев он меньше всего привязан к младшему — Шарль отнюдь не был лишен материальных благ и в 20 лет вступил во владение богатыми апонажами Анжу и Мэн.
Общеизвестна ненависть королевы Маргариты к Шарлю Анжуйскому. Трудно сказать, из-за чего возникла вражда. Очевидно одно: она ненавидела его яростно. Возможно, эта ненависть была обусловлена имущественными притязаниями. Младшая сестра Маргариты Беатриче принесла огромное наследство в качестве приданого Шарлю, в то время как доли старших сестер еще не были выплачены полностью. Уже одно это могло возбудить зависть. Но две другие сестры, Санча и Элеонора, тоже обделенные отцом, столь неистовых чувств не испытывали. Должно быть, для ненависти имелась какая-то личная причина. Но в 1234 г., когда Маргарита прибыла во Францию 14-летней девушкой, Шарлю было только 8 лет. Может быть, он выстрелил в нее из рогатки?
Лишенный сантиментов Шарль вскоре испортил отношения и со своей тещей, стареющей красавицей Беатрисой Савойской. Причина была проста: имущественный спор. Беатриса требовала от него возвращения своего вдовьего наследства. В результате сложных переговоров, изощренных поединков юристов обеих сторон и резкого высказывания взаимных претензий граф вынужден был пойти на компромисс, уступив Беатрисе Форкалье и третью часть доходов от Прованса. Это половинчатое решение не устроило никого. Неминуемо ухудшились отношения между тремя провансальскими принцессами и их младшей сестрой Беатриче как женой и сторонницей ненавистного Шарля. Лишь в 1256 г. вдовствующая графиня согласилась отказаться от своих претензий на Прованс, и то только потому, что Людовик IX пообещал сам выплачивать ей требуемые суммы.
Впоследствии Маргарита готова была отдать завещанное ей матерью провансальское наследство дому Габсбургов, лишь бы ничего не досталось Шарлю. Когда тот оправился на завоевание Сицилии, папе пришлось долго уговаривать Маргариту не чинить деверю препятствий, чтобы тот мог сокрушить Манфреда Гогенштауфена.
Однако и наиболее щедро одаренная отцом богатствам младшая сестра Беатриче имела повод для зависти: ее сестры носили королевские короны: французскую, английскую, римскую — а она была всего лишь графиней! Однажды на пиру ей с мужем пришлось сесть за стол не вместе с королевами, а на место для людей более низкого звания, и это горько ее обидело. Пожалуй, лишь прозябание на низком табурете в ногах сестер-королев вызывало у этой достойной женщины слезы ярости. В остальном она была безупречна. Шарль вполне разделял чувства жены и, должно быть, выступал первой скрипкой в этом дуэте недовольных. Он претендовал на особую роль в семье, поскольку единственный из братьев родился в то время, когда его отец уже был королем. Это давало ему преимущество, высоко ценимое в феодальном мире, и побуждало искать для себя более высокого положения.
Святая земля терпела притеснения от неверных. Владения христиан сокращались, как шагреневая кожа. Несколько важных портовых городов еще удерживались крестоносцами, но уже наступала агония крестоносных государств. Единственным и последним оплотом латинской, а с нею и под ее покровом вообще европейской культуры на Востоке оставался Кипр, где правили короли из династии Лузиньянов, родственники графов Шампани.
Выступление французских рыцарей в 1235 г. под знаменем Тибо Шампанского окончилось позорной неудачей. Свары и несогласия между крестоносцами, ставшими участниками противостояния тамплиеров и госпитальеров, привело к печальным результатам. Были убиты множество знатных рыцарей, в том числе граф Барский. Еще большее количество воинов попало в плен во главе с графом де Монфором. При раздорах, которые разделили крестоносцев на два враждебных лагеря, король наваррский и герцог Бретонский со своими людьми сели в Акре на корабль и отплыли домой.
Возвращение графа Тибо оказалось совсем некстати королеве Бланке. С трудом сдерживала она порывы любимого сына, одержимого мыслью о подвигах во имя веры. Ссылками на судьбу графа, который уплыл в Заморье и просто-таки пропал без вести, до поры ей удавалось пресекать опасные мечтания короля. Теперь же ничто не мешало Людовику отдаться всем своим существом подготовке нового крестового похода.
По рассказам современников, победив смертельный недуг, король дал обет отправиться в Святую землю. Поднявшись с ложа болезни, он собственноручно делал из ткани кресты и нашивал их на рукава приближенных, побуждая колеблющихся к духовному подвигу.
В этом единственном вопросе он не находил взаимопонимания с королевой Бланкой.
Хотя Бланка иногда играла мыслью — но крайней мере, ее озвучивала — удалиться от двора и от государственных дел, отказаться от общения с сыном, самым любимым существом, затвориться в монастыре, посвятить остаток жизни Богу, на самом деле такие сентиментальные глупости ее никогда не увлекали. Иначе с ее решимостью и силой воли она уже давно поставила бы на своем. Теперь перспектива разлуки с сыном приводила ее в ужас; она рыдала о нем, словно о мертвом.