Женская собственность. Сборник
Шрифт:
ТРЕТЬЯ ЛЮБОВНИЦА
В городе он понял, что отношения между мужчиной и женщиной не обязательно предполагают женитьбу или замужество, люди просто сходятся на время, пока им хорошо и интересно вместе. Однажды, когда он в очередной раз возвращался от Марины, в вагон вошла молодая женщина в пальто из хорошей тонкой лайковой кожи, которое стоило очень дорого, не меньше всех его стипендий за два года учебы. Женщина ему понравилась, хотя дорогое пальто отпугивало, он все еще робел перед теми, которые имели то, чего он себе не мог позволить. Но когда она заговорила, нараспев растягивая слова, он понял, что она не так уж и давно из деревни, и это придало
Он донес ее сумки до стоянки такси и, когда подошла ее очередь, сел рядом и сказал:
— Я вас довезу.
— Это дорого тебе будет стоить, — предупредила она.
— Не обеднею, — ответил он.
Жила она на окраине в доме своей тетки. Поглядев на счетчик, он понял, что после этой поездки ему придется несколько дней экономить на еде, но все-таки не взял предложенные ею деньги.
— Где ты живешь? — спросила она.
Его общежитие было в противоположном конце города. Автобусы уже не ходили, больше тратить деньги на такси он не мог себе позволить.
— Далековато живешь, — сказала она. — Переночуешь у меня. — И предупредила: — Только без глупостей.
В доме было две комнаты, в одной жила ее тетка. Они тихо прошли. Стараясь не шуметь, она постелила ему на раскладушке и погасила свет. Он лежал, надеясь завести разговор, и все не мог придумать, как начать. Потом встал, покурил в форточку. Она тоже не спала, он это чувствовал по ее дыханию. Когда он подошел к ее постели, она тихо засмеялась.
— Еще немного, и я заснула бы.
По тому, как она подвинулась и как ее рука все сделала сама, он понял, что она намного опытнее его, не стесняется этого и не скрывает это. Из зарубежных книг он знал, что в этих случаях мужчины и женщины называются партнерами, но никогда не задумывался над этим определением. Только теперь он понял, что такое партнер. Она направляла его, замедляя темп движений, она не хотела, чтобы он торопился, и он подчинился, ему даже стало приятно и интересно от этой неторопливой, замечательной игры.
— Ты понятливый, — сказала она. — Ты, наверное, хорошо учишься. Хотя и не очень воспитанный. Ты даже не спросил, как меня зовут.
— А как? — спросил он.
— Вера, — ответила она.
Он почему-то назвал себя другим именем.
На следующий день он ждал, когда закроется «Кулинария». Они пришли к ней, поужинали и, не обращая внимания на ее родственницу, закрылись в ее комнате.
Два месяца он не ездил к Марине, написал, что много занятий. Он многому научился за эти два месяца. Но однажды, когда он пришел в «Кулинарию» в конце работы, что-то его насторожило. Девушки-продавцы, которые всегда встречали его улыбками, радуясь за подругу, а может быть, и завидуя ей: все они были незамужем, на этот раз посматривали на него с некоторой тревогой. Он спросил Веру, когда они шли к ней домой:
— Что случилось?
— Кое-что случилось, — ответила она. — Больше ко мне не приходи. Вернулся мой парень.
— Не понял.
— Объясняю для непонятливых. За мною ухаживал наш местный деревенский. Он шофером работал. Своровал машину досок. Отсидел пять лет и вернулся. Я ему в лагерь письма писала, как бы обнадежила.
— Ты обо мне ему рассказала?
— Нет, конечно. А зачем ему знать?
— А может, я тоже хочу на тебе жениться?
— Когда хотят, то женятся, а не разговоры разговаривают.
— Мы с тобою тоже не только разговоры разговаривали.
— А об этом забудь, — жестко сказала она. — Что было, то прошло. Больше сюда не приходи. И вообще про меня забудь. А сейчас уходи.
В следующее воскресенье он приехал к Марине. Наступило распределение на практику. Направляли обычно в местные совхозы и колхозы, но лучшие обычно ездили в подмосковные показательные хозяйства. Он был отличником, получал повышенную стипендию и на предварительном распределении получил назначение в подмосковный совхоз «Восход», но перед самым отъездом ему сообщили, что он снова едет на практику в свою деревню. Он пришел к декану и сказал:
— Меня должны были направить в совхоз «Восход».
— Никто тебе ничего не должен, — ответил декан. — Пока ты всем должен.
— Извините, — сказал он. — Но я вынужден буду написать заявление в партком, что со мною сводят счеты.
Он не собирался писать, но понимал, что надо сопротивляться.
— Это какие же счеты? — поинтересовался декан. — Какие у меня с тобою могут быть счеты? Ты мне ничего не должен, я тебе тоже.
Декан посмеивался. У него был опыт, как сбивать спесь с таких щенков. И объяснять не надо, и оправдываться тоже, просто задать вопрос и ждать ответа. В конце концов, всегда есть неопровержимое доказательство: отличников много, а мест в показательных хозяйствах мало.
— Так какие же счеты? — повторил вопрос декан.
— Ну, не счеты, — согласился он. — Скорее услуга начальству. Наглец должен быть наказан. Дочерей начальства бросать нельзя. Корпоративная солидарность. Вы ведь в свое время не бросили дочь начальника, а женились на ней.
Декан начал медленно багроветь, и он понял, что совершил непростительную ошибку. Он затронул скрываемое, а такое не прощают. Все знали, что декан работал экономистом в колхозе и был переведен в областное сельхозуправление, когда женился на дочери директора областного банка, горбатенькой, умной и злой старой деве, которая теперь преподавала на их факультете экономику. Она пристроила декана в институт, когда ему порекомендовали подать заявление по собственному желанию из-за регулярных запоев. С наукой у декана тоже не получилось, его диссертацию дважды заваливали, и он пошел по административной линии. Правда, и здесь у него ничего не получалось: организовать работу факультета он не смог, конфликтовал с преподавателями и студентами и снова запил. Он дважды уходил от своей некрасивой жены, которая, по-видимому, не очень переживала, сына она родила, защитила докторскую диссертацию. Декан вернулся в очередной раз и стал пить еще больше. В середине дня он был уже на взводе, студенты знали, что на последнем партийном факультетском собрании декан был предупрежден, что если не перестанет пить, то будет направлен в лечебно-трудовой профилакторий.
— А ты большое дерьмо, — сказал декан. — И запомни, я тебя размажу!
Он на несколько секунд растерялся, Конечно, декану можно ответить тем же, но это ситуацию не меняло. Можно обозвать его алкоголиком, но об этом все знали и даже сочувствовали, как всякому тяжелому больному. И тогда он сказал:
— Не размажешь. Не получится. Я замечательно учусь, занятий не пропускаю, а вот вас размазать вполне можно, потому что вы на своих лекциях несете черт знает что. Что значит раскрестьянивание? Значит, вы против коллективизации? Я вырос в колхозе и на любом уровне могу доказать, что вы учите не тому, чему надо.