Женское нестроение
Шрифт:
Но Кувшинниковымъ неймется.
— Желаю черезъ стну!
— Зачмъ вамъ? Тамъ для васъ все дико, чуждо, скучно.
— Желаю черезъ стну! A для веселости двицу-торсъ прихватимъ: пущай съ нами лзетъ и псни поетъ!
И вотъ Кувшинниковы уже по ту сторону стны (охотники подсадить и лстничку принести и поддержать, за хорошую мзду, всегда найдутся), шаркаютъ ножками, рекомендуютъ и рекомендуются.
— Бетховенъ будете? Изъ нмцевъ? Слыхали. Шпрехенъ зи дейчъ, значитъ. A вотъ — Пригожій-съ, тоже композиторъ. Однимъ рукомесломъ, стало быть, занимаетесь, — коллеги. Почеломкайтесь.
— Здрассте! Позвольте вамъ быть знакомой. Артистка двица-торсъ. Товарищъ по искусству. Будемъ вмст служить русской антилигенціи…
Захочу — полюблю,
Захочу — разлюблю…
Протянутыя длани, не столь къ удивленію, сколь къ озлобленію Кувшивниковыхъ, остаются безъ пожатія…
— Брезгуете, слдовательно? Ха-ха-ха!
— Не пара мы. Разныя y насъ дороги.
— Не пара? Ха-ха-ха! Ноздревъ, жарь! Тряпичкинъ, строчи!
И пошла писать губернія. Ноздревъ осипъ, организуя клаку во славу двицы-торсъ и въ поношеніе артисткамъ, ее не признавшимъ. Тряпичкинъ переполнилъ свою «газетку-съ» филиппиками противъ отказа
— Какъ будто не всякое искусство серьезно? — важно восклицаетъ онъ и, будучи человкомъ въ нкоторомъ род литературнымъ, даже ссылается на авторитеты:
— Ха-ха-ха! Вепомнимъ, что говоритъ Печоринъ въ роман «Базаровъ» великаго Гончарова: «искусство для искусства, или нтъ боле геморроя!!!»…
Русская актриса читаетъ и недоумваетъ:
— Что же сей сонъ значитъ? Какой, собственно, эволюціи отъ меня хотятъ? Моя прабабушка, крпостная Лизка, завяла вмст съ талантомъ своимъ, рабою въ помщичьемъ гарем. Моя бабушка, Асенкова, преждевременно окончила и карьеру, и жизнь, надорвавшись въ борьб за право актрисы быть честною женщиною, a не безвольнымъ предметомъ утхъ для господъ Кувшинниковыхъ. Наши матери тяжкимъ трудомъ, невроятными наиряженіями воли и таланта, добились того, что общество признало актрису полноправнымъ своимъ членомъ, стало уважать ея личность и дятельность. Наше поколніе — честно работающая, полезная соціальная сила; нашъ трудъ — одинъ изъ немногихъ видовъ интеллигентнаго труда, открытыхъ русской женщин. Изъ насъ сложили сословіе. Насъ увряютъ и мы вримъ, что профессія наша — нравственная школа общества, въ которой мы должны быть учительницами. И, за всмъ тмъ, теперь, когда мы достигли успшнаго конца въ тяжелой эволюціи нашего класса, намъ, — благодаримъ, не ожидали! — предлагаютъ какъ разъ то, отъ чего мы отбивались всми нравственными силами нашими цлыя сто лтъ: работу на вкусы Кувшинниковыхъ и общеніе съ любезнымъ имъ кафешантаномъ, съ «кофеемъ поющимъ», какъ выражались въ шестидесятыхъ годахъ. И, когда мы заявляемъ, что не желаемъ ни сами идти въ кафешантанъ, ни чтобы кафешантанъ прицплялся къ намъ, — надъ нами смются, насъ бранятъ, насъ увряютъ даже, что не якшаться съ кафешантаномъ значитъ нарушать правила артистической… этики!!!
1902.
Страждущія мужевладлицы
Прочиталъ я два романа. Авторы обоихъ — женщины: г-жи Вербицкая и О. Шапиръ. Произведеніе первой называется «Исторія одной жизни», второй — «Любовь». Оба романа имли заслуженный успхъ, a «Любовь» уже потребовала второго изданія. Оба романа — хотя и женской руки, но отнюдь не «дамскіе», въ томъ обидномъ смысл, какъ понимаетъ это колкое словцо насмшливая редакціонная и критическая кличка: не праздное или ремесленное рукодлье перомъ по бумаг о томъ, какъ онъ ее любилъ, она его любила, онъ ее забылъ, она его, ее, себя убила. Не «дамскіе» даже при наличности именно того условія, что въ обоихъ только о томъ и рчь идетъ, какъ любятъ, измняютъ, умираютъ отъ любви. Замтны попытки сказать новое слово о взаимнополовомъ чувств — этомъ таинственномъ, безконечно разнообразномъ и вчно неизмнномъ создател и двигател человческаго общежитія, слышно между страстныхъ или сентиментальныхъ строкъ; какъ зарождаются и роятся новыя мысли, предтечи новаго образа дйствій, отношеній, условій уклада житейскаго. Об писательницы талантливы. Г-жа Вербицкая сильне чисто изобразительною способностью, художественнымъ реализмомъ въ созданіи лицъ и сценъ своего дйствія; г-жа Шапиръ богаче вдумчивымъ отношеніемъ къ психологическому развитію сюжета, стараніемъ понятно и ярко уяснить читателю логику и послдовательность, вдохновляющаго ея творчество, чувства. При всемъ томъ, сходство страстнаго, участливаго тона въ разсказ и мягкой манеры письма сводитъ обихъ писательницъ до такой близости, что г-жу Вербицкую часто можно принять за г-жу О. Шапиръ, a г-жу Шапиръ за г-жу Вербицкую. Сходство усилено точнйшею параллельностью типовъ, изображаемыхъ обими романистками, въ особенности, женскихъ. Послднихъ, какъ зврей въ Ноевомъ ковчег, можно раздлить на правильныя пары чистыхъ и нечистыхъ.
Пара первая: страждущія мужевладлицы — Ольга Девичъ y Вербицкой, Нина Безогалова y О. Шапиръ.
Пара вторая: фанатическія няньки мужскихъ талантовъ — Ганецкая y Вербицкой, Елена Ставлина y О. ІІІапиръ.
Пара третья: передовыя «мщанки» — Семенова y Вербицкой, Ковригина y О. Шапиръ.
Пара четвертая: партійныя фанатички, «солдаты великой арміи» прогресса — Колпикова y Вербицкой, интеллигентная огородница Васильева y О. Шапиръ.
Пара пятая: бабенки-сплетницы — фельдшерица Райская y Вербицкой, губернская сановница Клеопатра Львовна y О. Шапиръ.
И такъ дале.
Я заговорилъ о романахъ г-жъ Вербицкой и Шапиръ не съ тмъ, чтобы предложить читателю полный и послдовательный разборъ ихъ многочисленныхъ литературныхъ достоинствъ и весьма немногочисленныхъ промаховъ и недостатковъ. Нтъ, меня интересовала, какъ явленіе общественное, подмченное обими романистками очень тонко и изображенное очень художественно, первая изъ перечисленныхъ паръ: страждущія женщины-мужевладлицы. И тмъ она любопытне, что, близко схожія между собою, писательницы рзко разошлись въ ея оцнк. Г-жа Вербицкая разсматриваетъ свою Ольгу Девичъ, какъ живой матеріалъ для выработки типа положительнаго; y г-жи Шапиръ Нина Безпалова — характеръ отрицательный, несчастіе всхъ дйствующихъ лицъ романа. Об он, Ольга и Нина, — свтскія барышни, попавшія въ условія интеллигентно-трудовой жизни, совсмъ имъ неподходящей и не посильной. Ольга Девичъ, двушка съ образованнымъ умомъ и мрачнымъ, оскорбленнымъ съ юности, сердцемъ, — характеръ совсмъ не сильный по существу, но понимаетъ красоту самостоятельной борьбы съ жизнью, обладаетъ достаточнымъ умньемъ и упрямствомъ, чтобы эффектно подражать ея дйствительнымъ героямъ и тратить свои нравственныя силы и недюжинныя дарованія въ обстоятельствахъ, правда очень тяжелыхъ, но черезчуръ театрально создаваемыхъ ею самою, умышленно и безъ всякой къ тому настойчивой надобности, какъ принципіальной, такъ и практической. Этой женщин нравится мучительно страдать на людяхъ, и надо ей отдать справедливость: она — удивительная мастерица и сама измучиться, и всхъ другихъ вокругъ себя измучить до изстушіенія. По старому славянскому рецепту: «никмъ же не мучимы, сами ся мучаху». Нина Безпалова просто красавица-барынька, недалекая умомъ, одержимая предрасположеніями къ сорока недугамъ, очаровательная своею женственностью и даже самою болзненностью. У нея куриные мозги и безумно-страстный темпераментъ. Она влюбилась въ ученаго, вышла за него замужъ «мезальянсомъ» и считаетъ это приключеніе геройствомъ, за которое мужъ обязанъ заплатить ей, оптомъ, всею своею жизнью, и въ розницу, каждою минутою своей жизни. Нина повисла y своего Романа на ше, прильнула губами къ его губамъ, да такъ и виситъ, не огрываясь. Въ такой трогательной позиціи, супругу, кром любви, заниматься чмъ-либо, конечно, весьма неудобно, a Нин то и на руку. Ей не нуженъ въ муж ни мудрецъ, ни талантъ, ни дятель, ни даже просто умный и порядочный человкъ, — нуженъ красавецъ-мужчина, который принадлежалъ бы ей и которымъ она могла бы безотвтно помыкать когда угодно, какъ угодно и на что угодно. Какъ читатель видитъ, Ольга и Нина; по прирожденнымъ характерамъ и по міровоззрнію житейскому, казалосъ бы, стоятъ на двухъ концахъ діаметра и не могутъ ни въ чемъ имть общаго. И, однако, кандидатка въ общественныя героини, Девичъ, и пустая, балованная бабенка Нина Безпалова, въ своемъ отношеніи къ мужской любви, оказываются не только родными сестрами: нтъ, Девичъ — это Безпалова, a Безпалова — это Девичъ.
Въ начал романа г-жи Вербицкой, Ольг Девичъ уже двадцать пять лтъ: слава Богу, не подростокъ, стало быть! Въ прошломъ y нея остались не только событія, но даже подвиги: разрывъ съ богатою и титулованною роднею ради самостоятельной, трудовой жизни, поздка сестрою милосердія на русско-турецкую войну въ грозный фратешскій госпиталь и т. п. Зарабатывая сто тридцать рублей въ мсяцъ, она сама живетъ на тридцать, a остальные сто отдаетъ на нужды учащихся бдняковъ. Она красавица изъ красавицъ. Она — исключительный вокальный талантъ, но не желаетъ пользоваться своими богатйшими голосовыми данными; потому что служить искусству — непозволительный эгоизмъ, надо жить для людей: Ольга стремится стать женщиною-врачемъ и готовится (не въ укоръ ей будь сказано, ужасно долго для такой способной натуры!) поступить на медицинскіе курсы. Въ ней видятъ «силу», ее обожаетъ молодежь, ей поголовно завидуютъ женщины; ее стремятся завербовать въ свои ряды самые крайніе люди прогрессивной партіи. Словомъ, особа весьма достопримчательная и столь разнообразно со всхъ сторонъ искомая, что, покуда г-жа Вербицкая не показываетъ Ольгу въ слов и дйствіи; a только разсказываетъ о ней, познакомиться съ этою «царь-двицею» весьма любопытно. Но когда Ольга въ роман сама налицо, интересъ и ореолъ необыкновенной женщины быстро таютъ, и только близорукій не разглядитъ, какъ изъ-за классическихъ драпировокъ, набросанныхъ авторомъ на Ольгу, сквозитъ красивенькая, хрупкая фигурка капризной, сластолюбивой мужевладлицы, Нины Безпаловой.
Ходили въ обществ слухи, будто «Исторія одной жизни» — художественная біографія одной, очень замтной дятельницы восьмидесятыхъ годовъ. Я этому не врю, прежде всего потому, что между характеромъ Ольги Девичъ и характеромъ предполагаемаго оригинала нтъ ршительно никакого сходства. Что же касается нкотораго подобія во вншнихъ событіяхъ, то сильныя и острыя семейныя исторіи, съ разрывами, самопожертвованіями, одиночествомъ, тяжелымъ трудомъ, голодовкою, переживали въ то время сотни передовыхъ двушекъ. Вс шли къ свту науки и дятельности по одной тернистой троп, и г-жа Вербицкая описала въ своемъ роман отнюдь не исключительныя какія-либо тернія, но историческій шаблонъ терній, испытанный огромнымъ большинствомъ тогдашней женской молодежи. Я совсмъ не упомянулъ бы объ этомъ слух, если бы могъ отнестись къ героин г-жи Вербицкой съ большею симпатіей, потому что лицо, съ котораго она якобы написана, смолоду привыкъ цнить высоко, уважать глубоко. Но Ольга Девичъ, по моему искреннйшему убжденію, подобныхъ чувствъ человку, трезво размышляющему, внушить не можетъ и не должна, о чемъ и послдуютъ пункты. А, въ ожиданіи пунктовъ, настойчиво подчеркивая то предупрежденіе, что все, сказанное мною объ Ольг Девичъ, будетъ относиться только къ героин романа г-жи Вербицкой, и ни однимъ словомъ къ какому-либо дйствительному лицу, мнимый портретъ котораго она будто бы представляетъ.
«Исторію одной жизни» г-жа Вербицкая могла бы съ полнымъ правомъ назвать «Притчею о неразсудительной двиц, полагавшей, что дло не медвдъ, въ лсъ не уйдетъ». Имя двадцать пять лтъ на плечахъ, не малую житейскую опытность, серьезныя, идейныя знакомства, перспективу долгихъ научныхъ занятій и затмъ полезной общественной дятельности, Ольга, въ одинъ прекрасный день, спохватилась и воскликнула:
— A любовь? Когда же я успю любить и быть любимой?
И, попросивъ вс дла свои не уходить медвдями въ лсъ, опредлила себ предварительно пройти полный курсъ амурныхъ времяпрепровожденій, a затмъ, когда потребность въ личномъ счасть будетъ совершенно удовлетворена, перейти къ устройству благополучія общественнаго, черезъ поступленіе на медицинскіе курсы. Нкто Семеновъ (мрачная энергическая фигура, кажется, и впрямь списанная, если не съ дйствительнаго лица, то съ легенды о дйствительномъ лиц) основательно пророчитъ Ольг, что, — покуда, молъ, вы отлюбите, пожалуй, и курсовъ-то для васъ уже не станетъ. Но Ольга упрямо стоитъ на своемъ: сперва полюблю въ полное свое удовольствіе, потомъ поучусь, и выйдетъ y меня всякому овощу свое время.
Нина Ставлина познакомилась съ репетиторомъ Романомъ Безпаловымъ, плнилась его кудрями:
— Ахъ, какой мужчина!
Затмъ бжала съ нимъ подъ снь струй и, вступивъ въ бракъ, принялась вертть благопріобртеннымъ кудрявымъ имуществомъ по своей прихоти и усмотрнію, что было очень скверно, вредно и какъ авторомъ, такъ и всми благомыслящими людьми справедливо осуждается.
Ольга Девичъ встртила бдняка-офицера Чарницкаго, влюбиласъ въ его цыганскій профиль:
— Ахъ, какой мужчина!
Мужчина оказался, дйствительно, недурнымъ, и не только со стороны цыганскаго профиля. Вотъ очень характерная послдовательностъ ихъ любовныхъ отношеній.