Жены и дочери
Шрифт:
Всякому известно, что я исполнила его, и не нужно говорить об этом мне в лицо в такой грубой манере. Я настолько серьезно отношусь к своему долгу, что считаю, что о нем должно говорить только в церкви, и в подобных ей святых местах; а вовсе не обычной гостье, даже если она в юности была подругой твоей матери. Как будто я присматриваю за тобой не так, как присматриваю за Синтией! Ведь только вчера я поднялась в комнату Синтии и застала ее за чтением письма, которое она спешно отложила, как только я вошла, и я даже не спросила ее, от кого оно, а я уверена, я бы заставила тебя рассказать мне
На самом деле миссис Гибсон избегала любых конфликтов
Как раз в эту минуту вошла Синтия.
— В чем дело? — спросила она поспешно, видя, что произошло что-то неприятное.
— Молли что-то сделала, отчего эта дерзкая мисс Браунинг отчитала меня по поводу исполнения моего долга! Если бы твой бедный отец был жив, Синтия, со мной бы никто так не говорил. «Мачеха старается исполнить свой долг!» Так выразилась мисс Браунинг.
Любое упоминание об отце вызывало у Синтии желание иронизировать. Она снова спросила Молли, в чем дело.
Сама Молли занервничала, отвечая:
— Мисс Браунинг, похоже, считает, что я собираюсь выйти замуж за человека с ужасным характером…
— Ты, Молли? — спросила Синтия.
— Да…она как-то раньше говорила со мной… я подозреваю, она вбила себе в голову идею о мистере Престоне…
Синтия присела. Молли продолжила: — И она сказала, будто мама недостаточно присматривала за мной… я думаю, она была несколько раздражена…
— Не несколько, а очень… очень дерзка, — вставила миссис Гибсон, немного успокоенная тем, что Молли поняла ее обиду.
— Почему это взбрело ей в голову? — спросила Синтия очень тихо, беря в руки шитье.
— Я не знаю, — ответила ей мать, отвечая на вопрос по-своему. — Уверяю, я не всегда одобряла мистера Престона, но даже если она думала именно о нем, он намного более приятней, чем она. И я намного охотнее пригласила бы его в гости, чем ей подобную старую деву.
— Я не знала, что она думала именно о мистере Престоне, — сказала Молли. — Это было только предположение. Когда вы обе были в Лондоне она говорила о нем… я подумала, что она что-то услышала о нем и о тебе, Синтия.
Незаметно от матери, Синтия посмотрела на Молли, ее взгляд выражал запрет, а щеки пылали от ярости. Молли внезапно замолчала. После такого взгляда ее удивило то спокойствие, с которым Синтия сказала почти без задержки:
— В конце концов, то, что она намекала на мистера Престона, всего лишь твое предположение, поэтому, возможно, нам лучше не говорить больше о нем. А что касается ее совета, чтобы мама лучше присматривала за тобой, мисс Молли, я поручусь за твое хорошее поведение. И мама, и я знаем, что ты последний человек, способный на плохие поступки. А теперь давайте не будем больше об этом говорить. Я шла рассказать вам, что маленький сынишка Ханны Бранд сильно обжегся, и его сестра внизу просит старые холсты.
Миссис Гибсон была всегда добра к беднякам, она немедленно встала и отправилась в кладовую поискать требуемую ткань.
Синтия быстро повернулась к Молли.
— Молли, прошу, никогда не упоминай об отношениях между мной и мистером Престоном… ни маме, никому. Никогда! У меня есть причина…
не говори больше об этом ничего.
Миссис Гибсон вернулась в эту минуту, и Молли пришлось снова резко остановиться, не услышав признания Синтии. На этот раз она была не уверена, должна ли еще что-то рассказывать, и лишь уверена в том, что Синтия всерьез рассержена.
Пришло время, когда она узнает все.
Глава XLII
Гроза разражается
Осенние картины сменяли друг
Со времени неприятного разговора с мисс Браунинг дела в доме Гибсонов пошли в разлад. Синтия, казалось, держала каждого на расстоянии и особенно избегала любых разговоров наедине с Молли. Миссис Гибсон, по-прежнему лелеяла неприязнь к мисс Браунинг, и ее надзор за бедной девушкой стал почти невыносимым. «Где ты была, дитя?» «Кого ты видела?» «От кого было последнее письмо?» «Почему тебя так долго не было, если ты только пошла к такой-то?» — расспрашивала мачеха, словно Молли и в самом деле уличили в том, что она поддерживает какие-то тайные знакомства. Она отвечала на каждый заданный ей вопрос просто и правдиво, как совершенно невиновный человек; но расспросы невыносимо ее раздражали (хотя она разгадала их причину и знала, что они возникали совсем не из особых подозрений, а только для того, чтобы миссис Гибсон могла сказать, что она хорошо присматривает за своей падчерицей). Очень часто она вовсе не выходила из дома, потому, что вынуждена была рассказывать о своих планах на время прогулки, когда, возможно, у нее совсем не было планов, она только хотела прогуляться на воле и испытать удовольствие, наблюдая за ярким, торжественным увяданием года. Для Молли это было тяжелое время — живость и энергия покинули ее, оставив от стольких прежних радостей всего лишь оболочки. Ей казалось, что ее молодость исчезла, и это в девятнадцать лет! Синтия больше не была прежней, и, возможно, перемена в отношениях с ней не понравилась бы Роджеру. Мачеха казалась Молли почти доброй по сравнению с отдалившейся Синтией. Миссис Гибсон беспокоилась за нее и, разумеется, использовала всевозможные способы, чтобы наблюдать за падчерицей, но во всех других отношениях она оставалась прежней. Синтия казалась измученной заботами, хотя и не рассказывала о причинах своего беспокойства Молли. И тогда бедная девушка по доброте душевной стала винить себя в изменившемся поведении Синтии. Как сказала себе Молли: «Если мне так тяжело от постоянного беспокойства за Роджера и размышлений, где он, и как он, каково должно быть ей?»
Однажды мистер Гибсон пришел сияющий и стремительный.
— Молли, — спросил он, — где Синтия?
— Пошла выполнить какие-то поручения…
— Что ж, жаль… но ничего страшного. Надень свою шляпку и плащ, как можно скорее. Мне пришлось одолжить тележку старого Симпсона… там было бы достаточно места и для тебя, и для Синтии. Но раз так, ты должна будешь вернуться назад пешком. Я отвезу тебя на Барфорд Роуд, а там тебе придется сойти. Я не могу взять тебя к Броадхерсту, поскольку могу задержаться на несколько часов.
Миссис Гибсон не было в комнате, и, возможно, ее не было в доме, но Молли это не волновало, теперь у нее было позволение и требование отца. Надев свою шляпку и плащ, она уже через две минуты сидела рядом с отцом, заднее сиденье было сложено, и легкая повозка катилась быстро и весело, подпрыгивая на вымощенных камнем дорожках.
— О, это очаровательно! — воскликнула Молли, после того, как ее подбросило на сиденье из-за огромной выбоины.
— Для молодых, но не для ворчливых стариков, — ответил мистер Гибсон. — Мои кости страдают от ревматизма, и я охотнее проехал бы по улицам, мощеным щебнем.