Жены и дочери

Гаскелл Элизабет

Он продолжал приводить себя в неистовство, сыну было больно на это смотреть, но как раз в этот момент маленький внук Сайласа, державший лошадь сквайра, когда тот приезжал навестить больного, подбежал, запыхавшись:

— Пожалуйста, сэр, пожалуйста, сквайр, мама послала меня. Дедушка внезапно проснулся, и мама говорит, он умирает, вы придете? Она говорит, он примет это как сердечную любезность, вот увидите.

Они поехали к хижине, сквайр не проронил ни слова, но внезапно почувствовал, словно поднимается из водоворота и опускается в безмолвном и величественном месте.

Часть IV

Глава XXXI

Безразличная кокетка

Трудно было бы ожидать, что стычка, произошедшая между мистером Престоном и Роджером Хэмли, поможет им проникнуться симпатией друг к другу. Они едва ли разговаривали прежде и лишь изредка виделись, поскольку обязанности управляющего до сего времени ограничивались Эшкомом, находившемся в шестнадцати —

семнадцати милях от поместья Хэмли. Мистер Престон был старше Роджера на несколько лет, и в то время как Осборн и Роджер учились в школе и колледже, он проживал в графстве. Мистер Престон уже был готов недолюбливать Хэмли, потому что и Синтия, и Молли говорили о братьях с уважением, и были дружны с ними; цветы, присланные ими по случаю бала, предпочли его букету; большинство людей хорошо о них отзывались, — а мистер Престон испытывал инстинктивную животную ревность и враждебность ко всем вызывающим восхищение молодым людям. Несмотря на свою бедность, Хэмли занимали более высокое положение, чем мистер Престон, и более того, он был управляющим знаменитого лорда вига, чьи политические интересы были диаметрально противоположными интересам сквайра, старого приверженца тори.

Не то чтобы лорду Камнору стоило больших трудов прийти к своим политическим убеждениям. Его семья получила от вигов собственность и титул во времена ганноверской династии, [92] и поэтому по традиции он был вигом и в юности состоял членом клуба вигов, где проигрывал в карты значительные суммы денег. Все это было достаточно приятно и закономерно. И если бы лорд Холлингфорд не вернулся в графство ради интересов вигов — как поступил когда-то его отец, до того, как унаследовал титул — вполне возможно, что лорд Камнор посчитал бы, что британская конституция в опасности, и патриотизм его предков неблагодарно игнорируют. Но за исключением выборов он не имел намерения вынуждать вигов и тори произносить партийные лозунги. Он слишком долго жил в Лондоне и был слишком общительным по натуре, чтобы отказать всякому, кто подходил ему по характеру, в гостеприимстве. Напротив, он всегда был готов его предложить, будь тот приятный знакомый вигом, тори или радикалом. Но в графстве, где он был лордом-наместником, [93] давнее политическое различие оставалось по-прежнему предрассудком, в соответствии с которым проверяли, годятся ли кандидаты для избирательной компании. Если случайно кто-либо из вигов оказывался на обеде у тори и наоборот, то еда усваивалась с трудом, а вино и яства критиковали, вместо того чтобы ими наслаждаться. Брак между молодыми людьми из разных политических партий был делом небывалым, их союз был запрещен, как союз Ромео и Джульетты. И конечно, мистер Престон был не из тех, в чьем сердце не находилось места подобным предубеждениям. Напротив, они приводили его в волнение и выявляли весь его талант к интригам в интересах партии, сторонником которой он являлся. Более того, он считал, что доказывает преданность своему нанимателю, «рассеивая его врагов» [94] всеми возможными средствами. Он всегда ненавидел и презирал тори, а после того разговора на болотистом выгоне перед хижиной Сайласа, он возненавидел Хэмли и Роджера особенно сильно, самой лучшей и особенной ненавистью. «Этот щеголь», — как с тех пор он всегда называл Роджера, — «еще заплатит за это», — сказал он себе в виде утешения после того, как отец и сын ушли.

92

Ганноверская династия установилась в 1714 г., когда Георг I, поддерживаемый вигами, взошел на престол. Они устранили министров-тори королевы Анны, которые прочили в наследники престола единокровного брата Анны, католика Джеймса. Ганноверские виги противостояли католическому абсолютизму тори. Гаскелл подчеркивает, что несмотря на отсутствие у лорда Камнора интереса к политике, он был предан традициям вигов, благодаря которым его семья получила собственность и титул.

93

Лорд-наместник — почётный титул номинального главы судебной и исполнительной власти в графстве; как правило, пэр или крупный землевладелец, подбирает мировых судей и представляет их кандидатуры на утверждение лорд-канцлеру.

94

Из Национального гимна Великобритании: «Господи Боже наш, восстань, рассей ее врагов и приведи к погибели».

— Что за деревенщина! — произнес он вслед удаляющейся фигуре. — Старик в два раза храбрее, — сквайр в этот момент натянул поводья. — Старая кляча смогла бы лучше найти дорогу, если бы ее не вели, мой дорогой. Но я вижу все твои уловки. Ты боишься, что твой старик отец повернет назад и снова придет в ярость. Вот уж положение! Нищий сквайр, который уволил своих рабочих накануне зимы, и на то, что они чахли и умирали с голода, ему было наплевать — это очень похоже на жестокого старого тори, — так под предлогом сочувствия к уволенным рабочим, мистер Престон с радостью потакал своей собственной личной обиде.

У мистера Престона было много причин для веселья: он смог забыть

этот неприятный случай, как он предпочел его назвать, вспомнив, как увеличились доходы и возросла популярность на его новом месте жительства. Весь Холлингфорд оказал уважение новому управляющему графа. Мистер Шипшэнкс был ворчливым, неприветливым старым холостяком, он частенько захаживал в фойе гостиницы в базарные дни, не желая устраивать званые обеды для трех-четырех избранных друзей и знакомых, с которыми в свою очередь обедал время от времени, и с которыми поддерживал дружеское соперничество в вопросе вин. Он «не ценил женского общества», как элегантно озвучила мисс Браунинг его нежелание принимать приглашения от Холлингфордских дам. Он был достаточно неучтив и рассказывал об этих приглашениях своим вышеупомянутым близким друзьям, словно жаловался: «Эти старушки надоедают», — но дамы, конечно, об этом так и не узнали. Маленькие, с четвертинку листа, записки без конвертов — подобное приспособление было еще неизвестно в те дни — складывались и запечатывались в уголках вместо заклеивания, и курсировали между мистером Шипшэнксом и барышнями Браунинг, миссис Гудинаф и другими дамами. Вначале записка гласила: «Мисс Браунинг и ее сестра мисс Фиби Браунинг посылают свои наилучшие пожелания мистеру Шипшэнксу и извещают его, что несколько друзей любезно согласились оказать им честь своим присутствием на чаепитии в следующий четверг. Мисс Браунинг и мисс Фиби сочтут большой любезностью, если мистер Шипшэнкс присоединится к их небольшой компании».

А вот от миссис Гудинаф:

«Миссис Гудинаф выказывает свое почтение мистеру Шипшэнксу и надеется, что он в добром здравии. Она была бы очень рада, если бы он оказал ей любезность своим присутствием на чаепитии в понедельник. Моя дочь из Комбермера прислала мне пару цесарок, и миссис Гудинаф надеется, что мистер Шипшэнкс останется на ужин».

Не было необходимости ставить число. Добродетельные дамы полагали, что настанет конец света, если приглашения разослать за неделю до упоминавшегося в приглашении вечера. Но даже цесарки на ужин не могли прельстить мистера Шипшэнкса. Он вспоминал самодельные вина, которые пробовал в былые дни на холлингфордских вечерах, и вздрагивал. Хлеб и сыр со стаканом горького пива или немного бренди, разведенного водой, старая одежда (разношенная и сильно пропахшая табаком) ему были милее, чем поджаренная дичь и вино, не говоря уж о жестком, неудобном пальто, тугом галстуке и тесных туфлях. Поэтому бывшего управляющего редко видели на холлингфордских чаепитиях. У него была своя форма стандартного отказа, неизменно однообразная.

«Мистер Шипшэнкс шлет поклон мисс Браунинг и ее сестре (миссис Гудинаф или кому-то другому, в зависимости от обстоятельств). Важные дела мешают ему воспользоваться их любезным приглашением, за которое он премного им благодарен».

Но теперь, когда мистер Престон стал его преемником и приехал жить в Холлингфорд, все изменилось.

Он отовсюду принимал комплименты, и соответственно вызвал восхищение. В его честь устраивались приемы, «словно он невеста», как выразилась мисс Фиби Браунинг; и на каждый он приходил.

— Что нужно человеку? — спросил сам себя мистер Шипшэнкс, услышав о приветливости, общительности, дружелюбности своего преемника, а также о многообразии других его достоинств от друзей, которых старый управляющий все еще сохранил в Холлингфорде.

— Престон не тот человек, чтобы выставлять себя напрасно. Он серьезный. Ему нужно что-то посерьезнее, чем популярность.

Проницательный старый холостяк был прав. Мистер Престон искал нечто большее, чем просто популярность. Он приходил туда, где у него была возможность встретиться с Синтией Киркпатрик.

Возможно из-за того, что в то время Молли была более печальной, чем обычно, или из-за того, что Синтия неожиданно для себя ликовала, получая много внимания и восхищения от Роджера днем и от мистера Престона по вечерам, но обе девушки, казалось, разошлись по разным компаниям. Молли оставалась кроткой, но очень серьезной и молчаливой. Синтия, напротив, была весела, сыпала прелестными насмешками и почти не умолкала. Впервые приехав в Холлингфорд, она привлекала к себе тем, что была такой любезной слушательницей, теперь же ее взволнованность, чем бы она ни была вызвана, сделала ее слишком неугомонной и острой на язык. И все же ее слова были слишком милыми, слишком остроумными, но не обворожительными и не блестящими. Мистер Гибсон был единственным человеком, который заметил эту перемену и задумался над причинами, вызвавшими ее.

— У нее некая душевная лихорадка, — подумал он про себя. — Она очень обворожительна, но я не вполне понимаю ее.

Если бы Молли не была так всецело предана своей подруге, она бы подумала, что такое постоянное великолепие немного утомляет, когда привносится в повседневную жизнь. Оно не было похоже на освещенное солнцем безмятежное озеро, скорее это был блеск осколков разбитого зеркала, который смущает и сбивает с толку. Синтия больше не секретничала, прежние предметы их размышлений и разговоров, казалось, потеряли для нее свою ценность. Временами подобное настроение у нее сменялось периодами глубокого молчания, которое показалось бы мрачным, если бы не предшествующее ему оживление. Синтия, как и прежде, была готова относиться с добротой и к мистеру Гибсону, и к Молли, и никогда не отказывалась она выполнить все, что пожелает мать, какого бы беспокойства не доставляла ее прихоть. Но в этом последнем случае взгляд Синтии не оживлялся любовью.