Жеребята
Шрифт:
...Он растреноживал коня, вытирая холодный, липкий пот со лба, а кони ржали и волновались. Движение вокруг усиливалось, земля, качаясь, начала уплывать.
Он выпрямился и через пелену надвигающегося на глаза тумана увидел высокую фигуру.
– Ну, здравствуй, - услышал он.
Дальше Каэрэ помнил, как он хотел вскочить на спину коня, как незнакомец удержал его, как они, сцепившись в борьбе, вместе повалились на землю и как кони испуганно ржали.
– Не сметь его бить!
– закричал незнакомец двум подоспевшим
– Не сметь, я сказал!
Каэрэ заметил, что правая рука человека была согнута в локте и за кисть притянута ремнем к поясу, а пальцы ее бессильно свисали.
– Отведите его обратно, - добавил он, кивнув в сторону дома на холме.
– Или лучше отнесите, - поправил он себя, взглянув на побелевшее лицо Каэрэ и темное пятно, расплывающееся на повязке на его плече.
– Мкэ ли-Игэа...
– начал запальчиво один из рабов, но осекся.
...Каэрэ почти не сопротивлялся, пока они тащили его в дом и связывали ему руки и ноги простынями.
– Ты, неблагодарная скотина! Твое счастье, что мкэ Игэа запретил тебе врезать, а то бы ты у меня узнал!
– говорили рабы наперебой.
– На благодетеля набросился! Он с тобой две ночи сидел, совесть твоя свинячья! Да из каких ты краев? Там, видно, принято на добро злом отвечать.
– Сбежать хотел! А ли-Игэа потом - отвечай перед ууртовцами! Они и так зуб на него имеют. По закону он бы стал твоим пособником в побеге, а за это знаешь, что бывает?
– Вот насыпят тебе теперь на спину соли с перцем, тогда узнаешь!
Каэрэ ничего не отвечал, уткнувшись лицом в циновку.
В комнату вошел Игэа.
– Ну что, беглец?
– спросил он устало и сел на пол, рядом с Каэрэ, достал из-за пояса глиняный кувшинчик и щедро вылил содержимое на спину раба. Каэрэ смертельной хваткой вцепился зубами в циновку, чтобы не закричать. Соль и перец - какой же это верный способ добиться подчинения раненого, это так просто и так надежно...
– Ты что?
– обеспокоенно спросил сидящий рядом с ним.
– Тебе плохо? Голова кружится? И сурово обратился к рабам: - Ох, как вы его связали! Это ни к чему - развяжите-ка его.
Рабы развязали удивленного Каэрэ, который прислушивался к непонятным ощущениям, меньше всего похожим на жжение соли с перцем.
Рабы стояли у дверей.
– Можете идти, - кивнул Игэа.
Рабы скрылись.
– Я вижу, ты уже совсем здоров, - промолвил Игэа.- Ты что, подумал, что я перца тебе на раны насыплю? Поверил моим оболтусам? Им-то хозяева сыпали, да... им есть, что вспомнить... Куда ты хотел бежать?
– Неважно, - ответил Каэрэ, скрипнув зубами.
– Вокруг - имения храма Уурта - тебя бы поймали к вечеру... Ты голоден?- спросил он.
– Да, - неожиданно для самого себя ответил Каэрэ.
...Высокая красивая женщина с ранней сединой в
– Ты давно в этом имении?- спросила женщина, печально глядя на него.
– Нет.
В ее глубоких темных глазах было нечто большее, чем сочувствие - в них было сострадание.
– Меня зовут Аэй, - сказала она.- Ты из свободных. Ты не сын Запада?
– с полуулыбкой спросила она.
– Нет, - ответил Каэрэ, не понимая вопроса.
– Я из-за моря.
– Значит, почти сын Запада. Над морем дымка, и оттуда давно никто не приходит, после того, как там скрылся Эннаэ Гаэ, проповедовавший о Великом Табунщике народу Нагорья Цветов и островов Соиэнау, - она помолчала и отчего-то добавила: - Я родилась на островах Соиэнау, среди народа соэтамо, и мать моя соэтамо. А отец - степняк, Аг Цго.
– А я - из-за моря, - опять повторил Каэрэ, думая, как это глупо звучит, но Аэй, дочь Аг Цго, приветливо и ободряюще ему улыбнулась.
– Я случайно попал к маяку и к хижине старицы Лаоэй, - продолжал Каэрэ.
– Она дала мне коня, буланого коня. Его забрали в имении. И меня сделали рабом.
– Ты не рассказываешь всего. Ты скромен, Каэрэ, - улыбнулась Аэй.
– И это не только делает тебе честь, но и подтверждает твое благородное происхождение.
– Ты спас от смерти деву Всесветлого, ты не побоялся ради этого благого дела презреть заклятие водоемов, которое накладывают в эту пору жрецы-тиики Уурта. Для тебя справедливость и милость важнее боли и смерти.
– Я не...
– начал Каэрэ, но рабыня принесла еще еды - печеных орехов гоагоа, и Аэй, взяв блюдо из ее рук, сама подала гостю, словно хотя подчеркнуть, что она не считает его рабом.
Он наелся и самым простым и неблагородным образом уснул на циновках, укрытый теплым одеялом, а Игэа и Аэй разговаривали, выйдя в сад:
– Он не раб, это видно сразу, и никогда им не станет. Таких надсмотрщики ненавидят. В имении его будут ломать - изнурительной работой, побоями...боюсь, что он предпочтет умереть, чем смириться.
– Игэа, а что, если его выкупить?
– Аэй, у нас нет сейчас таких денег. Может быть, к осени...
– К осени может быть уже поздно. Летом очень много тяжелой работы.
– За него запросят не менее пятидесяти монет. Я могу дать только пятнадцать.
– А если мы одолжим?
– Пятьдесят монет - это неоплатные долги, жена. Всех рабов не выкупишь...
– Я предлагаю выкупить не всех, а только этого, которого нам послало Небо, и который спас Ийю.
Игэа задумался.
– Я думаю... можно было бы попросить у Миоци, в конце концов - Аирэи будет рад помочь тому, кто спас его сестру...