Жеребята
Шрифт:
– Эти ворота никогда не запираются, мкэ Уэлэ, - осторожно отвечали ему надсмотрщики, стискивая в потных ладонях рукояти плеток.- На мельнице и в красильне работают всю ночь.
– А куда смотрели люди на мельнице, на свои жернова? Как вы допустили, чтобы бродяги купались в пруду в дни Уурта?
– Он купаться не делай, - сказал огромный рыжий раб-степняк.- Он дева Шу-эна спасай. Она мало-мало топиться хотеть.
Уэлэ, продолжая кричать, брызгая слюной, уже гневно размахивал факелом перед лицом высокого темноволосого и кареглазого странника в
– Ты, что, не знал, что в дни Уурта нельзя и близко подходить к воде? Здесь все водоемы - священны! Отвечай!
– Нет, - просто ответил молодой человек.
– Дева Шу-эна топиться хотел, - продолжал вступаться за незнакомца степняк.
– Он ее спасать. Он с конем на другом берегу ночевать, сюда не ходить.
– Много болтаешь, Циэ! Какая такая дева Шу...ах, так это ты, негодная!
Взгляд Уэлэ, наконец, упал на дрожащую от холода Сашиа. С ее покрывала и платья стекали ручьи воды. Она быстро переводила взгляд со своего спасителя на Уэлэ.
– Твое счастье, что ты - все еще дева Шу-эна и не осквернила этот пруд, иначе я приказал бы дать тебе плетей, так же, как вот этому, - он кивнул на странника.
– Отведи коня в конюшню, Циэ.
Незнакомец бешено рванулся к буланому коню со звездой во лбу, но тщетно - его держали крепко.
– Теперь забудь о своем коне, - сказал ему кто-то в ухо.- Он станет умилостивлением Темноогненному за твой проступок.
– Очухаешься после порки - начнешь оседлую жизнь, конь тебе не понадобиться!- захохотал надсмотрщик, вызывая своей шуткой смех остальных.
– Как твое имя?
– Каэрэ, - подсказал какой-то раб с мельницы.- Он плохо говорит по-нашему.
– Так вот, запомни, Каэрэ, два слова - "Уурт силен!" Понял? Так и кричи, когда бить будут! Глядишь, Уурт тебя помилует, меньше плетей получишь!
Уэлэ кивнул надсмотрщикам, уже готовившим место для расправы.
Вышивальшицы вместе с Флай потащили Сашиа в мокрых, тяжелых одеждах прочь.
– Дура, - сказала сквозь зубы одна из вышивальщиц.
– Зачем топиться? Мне бы кто предложил принять посвящение Уурту! Я бы сразу согласилась. А ты... с жиру бесишься.
– Противно благости Всесветлого все то, что вы творите!
– выкрикнула Сашиа.
– Успокойся!
– засмеялась Флай.
– Никому не страшны твои запреты девы Шу-эна, неужто тебя кто-то слушать станет? Возомнила о себе! Великий Уснувший не просыпается, он сдал свою власть над миром Темноогненному, а уж тот...
– Противно милости Всесветлого!
– кричала Сашиа, не слушая Флай, и по спине у вышивальщиц и у ууртовцев пробегал неприятный холодок - дева Шу-эна имела право запретить бесчинство и ее нельзя было ослушаться. Все-таки эта Сашиа - дева Шу-эна. Пока. "Надо покончить с эти как можно скорее", подумал Уэлэ, и зделал привычный жест рукой палачам.
– Противно милости Всесветлого!
– вновь, в третий, запрещающий раз, вскричала дева Шу-эна Всесветлого Сашиа, - но ее голос уже
...Когда жестокое наказание закончилось, рабы, утверждавшие, что чужестранец будет кричать, и проспорившие поэтому тарелку бобов, теперь хотели отыграться, и заключали новое пари - сможет ли он самостоятельно встать.
Каэрэ медленно поднялся на колени, поднял голову, и некоторое время недоуменно глядел на темные брызги на песке. Рабы, затаив дыхание, следили за ним. Он пошатнулся, и, застонав, повалился на бок.
– Проспорил!
– раздался чей-то ликующий вопль, и среди рабов возникло секундное шевеление, замершее тотчас же. Сквозь толпу словно конь-тяжеловоз, пробирался конюх, степняк Циэ, гневно щуря из без того раскосые глаза. Его скулы ходили ходуном.
– Тут не балаган вам, ходи-смотри!
– рычал он, расталкивая зевак, уважительно сторонившихся его огромных кулаков.- Сегодня смеяться, завтра - сам так будешь! Глупый голова!
Он подошел к Каэрэ и помог ему встать.
– Рубаха не надо одевай - присохнет, - только и сказал он.
Каэрэ оперся на могучую шею нежданного друга.
Циэ довел его до конюшни, уложил на циновку, напоил холодной водой.
– Ты не как эти рабы-овцы, ты молодец, - одобрительно кивал Циэ бритой головой.- Другой раб - кричать, пощады просить, а ты - нет. Ты настоящий всадник.
Каэрэ вместо ответа стиснул зубами прутья циновки.
– Сейчас тебя уже не отпустят ходи-поле. Сейчас ты раб стал. Поправишься - вместе убегай делать будем.
Каэрэ закрыл глаза.
– Твоя правильно Уурт не любит. Уэлэ хотеть твоя "Силен Уурт" кричать. Твоя правильно делал, не кричал. Ко мне домой бежим, одну жену тебе отдам.
– Спасибо, Циэ, - сказал Каэрэ, не расслышав последние слова степняка.
...Они сидели с дядей на острове среди моря, а вокруг в воде резвились рыбы.
– А где твой дельфин?
– спросил Каэрэ.
Дядя Николас улыбался и молчал.
– Ушел кого-то спасать?
– догадался Каэрэ.
– Да. Его дело - спасать, - ответил дядя.
...Прошли часы - а, может быть, минуты. Каэрэ мерещилось, что он ползет к морю по раскаленному песку.
– Где мой конь?
– зашептал он.
– Здесь, здесь... Хороший скакун.
– Кто здесь ходи?
– вдруг спросил Циэ у темноты.
– Эй, дева Шу-эна - зачем ночью ходи?- добавил он, вглядевшись.
Вышивальщица - та самая - тенью скользнула около стены и приблизилась к ним.
Она прижала палец к губам и поставила на земляной пол небольшую корзину с лепешками и гроздью сочных ягод.
– Это масло плодов луниэ, - она стала на колени рядом с Каэрэ.
– От него тебе станет легче.