Жертва судебной ошибки

Сю Эжен

— Все та же таинственная связь! Все она!

— О какой таинственной связи вы говорите, моя милая?

— Я соображаю.

— Нельзя сказать, чтобы это было чересчур ясно для меня, и…

— Довольно насмехаться! — прервала г-жа Громанш. — Вы пришли сюда от безделья, от скуки, вы над всем смеетесь и ни во что не верите. Еще бы! Одному простонародью пристало верить! Вы жалки и в то же время внушаете мне более тяжелое чувство.

— Послушайте, — воскликнула мнимая горничная с необычайной надменностью, забывая свою скромную роль, — да знаете ли вы, с кем осмеливаетесь так говорить?!

— Если бы я этого не знала, то неукротимая гордыня, которую я читаю на вашем лице, объяснила бы мне, кто вы. Но, повторяю, вы ни во что не верите. Чувство, руководящее вами, из благородного и возвышенного, каким оно могло бы быть, превращается в дурное и бесплодное от того применения, какое вы даете ему. Впрочем, оно оберегало вас до сих пор от постыдных слабостей. Иначе вы отдались бы им, при вашем безверии и пылкости крови.

— Хотя я ни слова не поняла из того, что вы мне рассказываете, г-жа колдунья, но мы больше, конечно, не увидимся; поэтому я желаю знать, уберегусь ли я и впредь от всякой постыдной слабости, как и до сих пор?

Номер первый проговорила это, скрывая глубокое изумление и гневную досаду.

— Я ничего не могу предсказать, пока не сравню вашу руку с рукой той особы, что ждет там.

— Но какое отношение я могу иметь к ней? Разве я знаю, кто она такая? И потом, она не меньше меня заботится, чтобы ее не увидали.

— Ни она вас, ни вы ее не увидите.

— При помощи чего же? Волшебства или, вернее, фокуса?

Ворожея встала, взяла с кровати голубой газовый шарф и черную шелковую накидку.

— Закройтесь, — сказала она, подавая накидку, — другая особа закроет лицо шарфом; мне его не нужно видеть, я только хочу сравнить ваши руки. Соглашайтесь, или сеанс окончен.

— Ни в коем случае! Это становится слишком интересно, и я не упущу случая позабавиться.

Ворожея встала, взяла шарф и вышла в соседнюю комнату. По прошествии нескольких минут она вернулась с номером третьим. Черты этой молодой особы совершенно скрылись под голубым шарфом. В свою очередь, и номер первый закрыла лицо и плечи черной шелковой накидкой, как это делают испанки в Кадиксе, оставив только отверстие для глаз.

Кабалистический сеанс начался. Ворожея была важна и задумчива; номер первый старалась казаться беззаботной и насмешливой; а номер третий молчала и дрожала.

После нескольких минут раздумья г-жа Громанш остановила свой взгляд на закрытом лице номера третьего, потом подошла к ней и сказала с глубоким состраданием:

— Увы! Почему моя наука не может воскресить того, о ком так нежно сожалеют!

— Боже! Вам известно мое горе? Вы знаете безрассудную надежду, которая привела меня сюда, признаюсь вам, против моей воли? Но в подобном состоянии, в каком я теперь, часто прибегаешь к крайним средствам, обращаешься к помощи, которую отрицает рассудок. Извините меня за эти слова.

— Вы должны рассуждать так, — нежно ответила ворожея. — Вы воспитаны в строгих религиозных правилах, и ваше появление здесь печалит вас; оно кажется и представляется вам предосудительным. И, однако, вы на него решились, повинуясь чувству, которое я уважаю. Позвольте вашу руку. Вашу также, сударыня, — обратилась она к номеру первому.

Обе женщины подали ей свои руки. Она долго и внимательно рассматривала их; потом так же, как и в первом сеансе, ее охватило глубокое волнение. Она тяжело дышала, грудь ее волновалась и минутами из нее вырывался судорожный вздох; ее нервное волнение все усиливалось, и, наконец, выпустив руки обеих женщин, она отступила от них и с ужасом проговорила:

— Нет! Нет! Слишком много несчастий в один день! Это было бы чересчур!

И ясновидящая сжала руками голову, чтобы собраться с мыслями.

— Говоря откровенно, здесь не очень-то весело, — сказала номер первый. — Так как вы все знаете, то угадали, конечно, что я пришла сюда развлечься. Но при всем желании я не вижу ничего забавного в ваших восклицаниях. До сих пор нет ничего волшебного. Если вы так прекрасно угадываете тайные желания клиентов, то вы обязаны, по крайней мере, подлаживаться к их вкусам. Что касается меня, я объявляю…

Ворожея судорожно схватила карты и перебила номер первый:

— Выньте наугад тринадцать карт.

— Наконец-то! Начинается. Во-первых, вещее число 13, — сказала мнимая горничная.

Она вынула наудачу тринадцать карт и положила их на стол.

— Вы также, сударыня, возьмите тринадцать карт, — обратилась гадалка к номеру третьему. — Теперь пусть каждая выберет из ящика по девять медалей — золотых, серебряных или железных, все равно; но чтобы все были из одного металла. Не думайте, берите первые, какие придут на ум.

— Ну, конечно, я без колебания беру золото. Оно считается эмблемой счастья, а в ворожбе оно будет хорошим предзнаменованием. Что мне теперь делать с девятью золотыми медалями? — спросила номер первый.

— Разложите их на столе треугольником около выбранных вами карт.

— Прекрасно, разложила. Только признаюсь вам для вашей же пользы, г-жа колдунья, вам следовало бы при этом произносить какие-нибудь кабалистические слова, вроде «абракадабра», и другие страшные заклинания.

Ворожея внимательно рассматривала разложенные медали и ничего не ответила.

Номер третий относилась ко всему серьезно. Несколько раз она прикасалась дрожащей рукой к медалькам, но колебалась взять, говоря себе, что, быть может, каждая из них — одна ив букв предсказания.

Номер первый заметила ее нерешительность и сказала весело:

— Послушайтесь моего совета, милый товарищ по колдовству, возьмите золото. Оно горит и сверкает, как путеводная звезда счастливой судьбы.

Номер третий печально покачала головой и, вновь колеблясь, взяла девять железных медалек, как бы надеясь скромным выбором расположить к себе судьбу.