Жертва судебной ошибки
Шрифт:
Дюкормье (делает вид, что только чувство почтения заставляет его сдерживать выражение счастья и признательности):
— О, ваше высочество! Столько доброты… У меня недостает слов…
Принц (обращаясь к присутствующим):
— Сударыни, я не такой эгоист, чтобы наслаждаться в одиночку письмом графа. И, кроме того, здесь с моей стороны не будет никакой нескромности: в одно из следующих заседаний письмо прочтется публично. Не угодно ли послушать…
Дюкормье (с напускной скромностью):
— Ваше высочество, умоляю вас…
Принц:
— Правда, правда, дорогой граф. Извините. Я понимаю вашу щепетильную скромность: читать вслух при вас это письмо значило бы хвалить вас в лицо.
Полковник Бутлер:
— Курьер сейчас отправляется, ваше высочество. Лакей уже ждет приказаний.
Принц:
— Скорей адрес и печать, дорогой граф.
(Дюкормье подписывает адрес, запечатывает письмо и отдает его лакею.)
Принц:
— Я огорчен, сударыни, что не мог удовлетворить вашего законного любопытства. Но не моя вина.
Герцогиня де Спинола:
— Ваше высочество, мы слишком хорошо понимаем деликатную скрытность графа, чтобы могли не одобрить ее.
Принц:
— Сударыни, желаете продолжать чтение?
Несколько голосов:
— Конечно, ваше высочество!
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ
L
Полковник Бутлер берет «Судебное обозрение» и читает:
«Смятение, вызванное словами Марии Фово и сопровождавшими их инцидентами, наконец успокаивается. Все это время подсудимая улыбается с торжествующим, насмешливым видом. Ее бледное лицо слегка разрумянилось, большие черные глаза горят, и ее красота кажется еще замечательней.
Председатель (обращаясь к задним рядам):
— Уже два раза я слышал оттуда самые неприличные замечания. Если они повторятся, то я немедленно прикажу удалить нарушителей порядка из зала.
(Наступает глубокая тишина.)
Председатель (строго):
— Подсудимая, встаньте. Всякий способ защиты должен быть уважаем; но защита, основанная на самой низкой клевете, может только ухудшить положение обвиняемого. Несчастная вы женщина, как осмеливаетесь вы позорить — кого же? Родителей вашей жертвы, которая, быть может, в настоящую минуту борется с ужасной смертью?
(Сильное волнение.)
Подсудимая:
— Вы меня считаете лгуньей. Значит, бесполезно говорить.
Г-н Дюмон (защитник):
— Не позволит ли мне г-н председатель, в интересах защиты, представить суду одно замечание. Признаюсь, новые показания подсудимой застали меня врасплох, потому что как я ни просил ее, но она выказала ко мне такое же недоверие, как и к судебному следователю. И я, не колеблясь, утверждаю, что, судя по поведению обвиняемой здесь на суде, она не вполне в здравом рассудке. Некоторые другие факты подтверждают это мнение, и я укажу их…
Председатель:
— Извините, мэтр Дюмон, я вас перебью. Вы приведете эти факты в защитительной речи, но теперь не время для них. Вы просили позволения представить суду какое-то замечание? Потрудитесь сказать, в чем дело.
Г-н Дюмон:
— Г-н председатель, для нашей защиты нам, быть может, понадобится установить, что князь де Морсен преследовал нас постыдными предложениями, желая добиться нашей благосклонности.
(Всеобщий хохот.)
Председатель:
— Такой смех неприличен.
Г-н Дюмон:
— Итак, мы имеем право искать доказательств, что поведение князя де Морсена было, но крайней мере, сомнительной нравственности.
Один из присяжных (с большим смущением):
— Г-н председатель, я… я… я хотел бы… То есть, нет… ничего… извините. Но, между тем, если… извините…
(Застенчивый присяжный густо краснеет и не может продолжать, еще больше смущается и садится. Публика хохочет.)
Председатель:
— Повторяю, подобный смех крайне неприличен. (Обращаясь к присяжному.) Г-н присяжный, потрудитесь объяснить вашу мысль.
Присяжный (после долгого колебания):
— Я не привык говорить публично и поэтому немного… немного… опешил. (Смех.) Но я хотел бы, я хотел бы осветить свою совесть.
Председатель:
— Успокойтесь, г-н присяжный. Суд вас выслушает с подобающим вам уважением.
Присяжный:
— Нельзя ли вызвать княгиню и баронессу? Быть может, они уже теперь окончили свой обморок. (Смех.) Нельзя ли их заставить поклясться честным словом, что они никогда не заводили любовных историй, о чем говорила госпожа подсудимая. (Смех.) А, с другой стороны, допросить подсудимую, действительно ли она видела, как другая… как эти дамы… вы меня, конечно, понимаете? Тогда бы узнали, правда ли, что князь де Морсен хотел полюбезничать с подсудимой; потому что все-таки горбатого могила исправит… Вы меня понимаете? (Продолжительный смех.) — Присяжный садится, говоря: — Ну что ж, я хотел только осветить свою совесть.
Председатель:
— Я замечу г-ну присяжному, что княгиня де Морсен и баронесса де Роберсак непричастны к делу, и кстати отвечу г-ну Дюмону, в интересах самой подсудимой, что ему следует быть сдержанней и не давать хода низкой клевете. Я ни в чем не думаю стеснять свободу защиты. Однако, если защитник пожелает основать свои доводы на клевете и злословии, то я не перестану напоминать ему об уважении, которое он должен оказывать суду и самому себе. (Обращаясь к подсудимой.) Продолжайте. Но если, к несчастью, вы настаиваете на прискорбных доводах, то строго ограничьтесь лишь тем, что, по вашим словам, касается лично вас и князя де Морсена.
Подсудимая (резко):
— Мне не верят, и я не стану отвечать.
Председатель:
— Вы сейчас говорили, что хотели отомстить родным герцога де Бопертюи за причиненные вам несчастья. О каких несчастьях вы говорите? Объясните.
Подсудимая:
— Я не хочу говорить об этом.
Председатель:
— Напрасно, Мария Фово, напрасно. Ваши полупризнания вперемежку с умолчаниями — плохой способ защиты. Только полная откровенность и чистосердечное раскаяние могут, пожалуй, снискать вам снисходительность судей.