Жертва (в сокращении)
Шрифт:
Алекс снова повернулась ко мне:
— Я пришла не для того, чтобы затащить тебя в постель. Честно. И для протокола: отставки я тебе не давала.
— Ну в конечном счете дала. Полагаю, впрочем, что все было не так просто. — Я пожал плечами. — Мне легче думать именно так, вот и все. И кстати, я тебя простил.
Взгляд ее стал гневным:
— Ах ты меня простил?
— Шучу, шучу, — выставил я перед собой ладони.
— Это ведь ты целовался с той бабенкой, не так ли, Брейди Койн?
— Будешь бередить старые раны, — спросил я, — или познакомишься с моим псом, выпьешь приличного виски и расскажешь, зачем тебе понадобился адвокат?
Она
— Выпивка и пес — это меня устроит. А старые раны мы оставим на потом. — Алекс улыбнулась. — Ты всегда умел вывести меня из себя.
— И наоборот, — ответил я. — Что и составляло надежную основу наших отношений.
Алекс оставила свою машину у станции монорельсовой дороги в Эйлвайфе, а я пришел в офис на своих двоих и, поскольку вечер был приятный, теплый, мы решили пройтись от Копли-сквер, где находился офис, до моего дома на Маунт-Вернон-стрит пешком. Нас не покидала неловкость, естественным образом возникающая между двумя людьми, которые были в прошлом очень близки, но не разговаривали вот уже семь лет. Когда-то мы любили друг друга. А теперь превратились в людей почти чужих, в людей, которым приходится знакомиться заново.
И потому, шагая по Ньюбери-стрит, мы обменялись кое-какими фактами своих биографий. Алекс по-прежнему жила в своем домике, стоявшем на проселочной дороге под городком Гаррисон, штат Мэн. Когда-то я каждый уик-энд ездил с ней туда из Бостона. Через пару лет после нашего разрыва она вышла замуж за портлендского застройщика, а еще через пару лет они развелись, сохранив, впрочем, дружеские отношения.
Она закончила книгу, над которой работала, когда мы были вместе, — сборник судебных дел, связанных с домашним насилием. Книга попала в несколько списков бестселлеров, занимая в них, впрочем, одно из последних мест, а Алекс получила приглашения на несколько ток-шоу. Потом она напечатала роман, в основу которого легло одно из этих дел. Роман приняли хорошо, и издатель уговорил ее написать еще один. Над ним она теперь и трудилась.
Я рассказал о том, как купил таун-хаус у родных моего клиента, ставшего жертвой убийцы, как получил вместе с домом пса, как Эви, Генри и я прожили в этом доме последние несколько лет и как в прошлом июне Эви купила билет в один конец — в Калифорнию.
О том, почему Алекс приехала из Гаррисона в Бостон, зачем ей понадобился адвокат и почему она решила, что адвокатом этим должен стать я, она ничего пока не рассказала, а я и не спрашивал.
Мы сидели в деревянных креслах посреди маленького, обнесенного высокой оградой садика, разбитого позади моего дома. На раскладном столике стояла бутылка «Ребел Йелл», а рядом с ней блюдо с клинышками острого вермонтского чеддера и крекерами. Мы пили виски со льдом из стаканов толстого стекла. Алекс уже успела скормить Генри изрядное количество сыра и завоевать его любовь на всю жизнь.
— А у тебя здесь мило, — сказала она, глядя в темнеющее осеннее небо. — Совсем не то, что прежняя дыра в Льюис-Ворф.
— Там была не дыра, — ответил я. — Просто у ее хозяина голова была дырявая.
Она замолчала на несколько минут. Мы выпили. Потом Алекс сказала:
— В общем, дело в моем брате, не во мне. Это я об адвокате. Адвокат нужен ему. Ты помнишь Гаса?
— Мы не были знакомы, — ответил я. — Но ты много о нем рассказывала. О своем старшем брате — Огастине. Он ведь фотограф,
— Фотожурналист, — сказала она. — Художественной фотографией он не занимался и на свадьбах или выпускных вечерах не снимал. Делал репортажи.
Я кивнул.
— Так зачем я ему понадобился?
— Он разводится.
— Минутку, — сказал я. — Ты воспользовалась глаголами в прошлом времени. Сказала, что Гас делал репортажи. Это означает…
— Тут довольно длинная история.
— Я готов поспорить, история эта как-то связана с причиной, по которой он хочет, чтобы его представлял я.
— Разумеется, связана, — согласилась Алекс. — Все со всем связано. Однако основная причина тут во мне. Это я хочу, чтобы его представлял ты.
— Ну так считай, что уже представляю, — сказал я. — Нет проблем. Пусть он просто позвонит мне, и все.
Я помолчал, колеблясь, потом прибавил:
— Мне очень приятно снова видеть тебя. Однако, если честно, я постоянно занимаюсь разводами, так что вряд ли отказал бы ему. Тебе не было никакой нужды…
— Как я уже говорила, — прервала меня Алекс, — это длинная история, Брейди. — И она положила ладонь мне на запястье. — Так ты возьмешься за его дело?
— Если он разводится в штате Массачусетс, где мне разрешено заниматься юридической практикой, то, разумеется, возьмусь.
— Сейчас он снимает квартиру в Конкорде. Работает в фотомагазине. А его жена живет с детьми в Бедфорде.
— Давно они разошлись?
— Чуть больше полугода назад. Это… Не понимаю, почему я тебе сразу не рассказала.
Я откинулся на спинку кресла:
— Продолжай.
— Чуть больше года назад Гас вернулся из Ирака, — сказала она. — Что там произошло, он не рассказывает. Но он потерял кисть правой руки. А Гас правша — вернее, был правшой. Поэтому фотографию он забросил. Говорит, что не может работать с камерой одной рукой. — Она отпила глоток виски. — У него две маленькие дочери. Мои племянницы. Клеа и Джуно. Его жена, Клодия, женщина очень милая — Гасси ведь объездил весь свет, а женился все-таки на девушке, с которой познакомился на выпускном вечере. Ну так вот, этой весной Клодия попросила его покинуть их дом, а теперь наняла адвоката и хочет развестись с ним, Гас же просто-напросто ничего не предпринимает.
— Да, адвокат ему понадобится, — сказал я.
— Я знаю, — согласилась Алекс. — Потому к тебе и приехала. Ты сможешь представлять интересы человека, который не хочет, чтобы их вообще кто-нибудь представлял, говорит, что ему на все наплевать?
— Если он не попросит меня об этом, не смогу, — ответил я. — У него, я так понимаю, депрессия.
— Конечно, у него депрессия — еще с тех пор, как он вернулся, — если это можно назвать просто депрессией.
— Посттравматическое стрессовое расстройство, так? — сказал я. — Он потерял кисть. И скорее всего, нагляделся всяких ужасов.
Она кивнула:
— Думаю, да. Он же за этим туда и ездил. Ужасы снимать.
— Он на кого-то работал?
Алекс покачала головой:
— Только не Гас. Он был независимым журналистом и гордился этим. Считал, что работать на кого-то — значит находиться под контролем. Терпеть цензуру. Он поехал в Ирак сам по себе и за свой счет. Всегда так делал. Всегда отправлялся куда-нибудь в поисках истории, о которой можно снять репортаж. Такую карьеру он себе выбрал. Искать истории, о которых никто еще не рассказывал, секреты и факты, которые, как он полагал, следует обнародовать. Гас считал, что это важно.