Жертвоприношения
Шрифт:
За два прошедших дня на карту оказалась поставлена его карьера; женщину, существующую в его жизни, трижды пытались убить, а в довершение всего он только что узнает, что эта женщина живет с ним под чужим именем. Он тщетно пытается понять, какое место занимает она в этой истории, в то время, когда должен решать стратегические вопросы, обдумывать происходящее. Но его мозг занят одним-единственным вопросом: «Что Анна делает в его жизни?» — и этот вопрос определяющий.
Нет, он не единственный, есть и еще один: «Если эта женщина не Анна, что это меняет?»
Камиль восстанавливает в памяти их историю, вечера, когда они только пытались обрести друг друга — первое касание, второе, — и вот их тела уже в постели под смятыми простынями… В августе она уходит от него, а через час он видит ее сидящей на лестнице… Это все игра? Такой хитрый ход? Слова, ласки, объятия — часы и дни, — она им просто-напросто манипулировала?
Через несколько минут Камиль окажется лицом к лицу с той, которая называет себя Анной Форестье, он спит с этой женщиной уже не первый месяц, и она лжет ему с самого первого дня. О чем тут можно думать? Он пуст, как будто его только что вытряхнули из центрифуги.
Какая связь между тем, что Анна — это не Анна, и ограблением в пассаже Монье?
Какое он сам имеет отношение ко всей этой истории?
Но самое главное: кто-то пытается убить эту женщину.
Он не знает, кто она, но знает точно, что защитить ее должен именно он.
Когда он входит в дом, Анна так и сидит на полу, опираясь спиной на дверцу шкафчика, закрывающего раковину, обхватив руками колени. В машине он видел перед собой другую Анну, ту, какой она была вначале, красивую смешливую женщину с зелеными глазами и ямочками на щеках. Теперь перед ним изуродованная женщина с пожелтевшей кожей — бинты, швы, грязные шины, — Камиль потрясен. Почти так же, как два дня назад, когда он увидел ее в реанимации.
Его тут же охватывает сострадание. Анна не двигается, не смотрит на него, она будто загипнотизирована, взгляд устремлен в одну непонятную точку.
— Как ты, сердце мое? — спрашивает Камиль, подходя к ней.
Со стороны кажется, будто он хочет приручить дикого зверя. Встает рядом с ней на колени, обнимает, прижимает к себе — с его ростом это не так-то просто, — приподнимает ей подбородок, заставляет посмотреть на него и улыбается.
Она смотрит на него так, будто только что обнаружила его присутствие:
— О Камиль…
Склоняет голову ему на плечо.
Теперь можно ждать и конца света.
Но конец света откладывается.
— Скажи мне…
Анна оглядывается — смотрит направо-налево, невозможно понять, взволнована она или же не знает, с чего начать.
— Он был один? Сколько их было?
— Нет, совершенно один…
Голос у нее дрожит, но звучит твердо.
— Это тот человек, кого ты узнала на фотографиях? Это Афнер, он?
Да. Анна только утвердительно кивает. Да, он.
— Расскажи, что произошло.
Пока Анна говорит (отдельные слова, ни одной законченной фразы), Камиль восстанавливает в воображении, как это все происходило. Первый выстрел. Камиль поворачивает голову, смотрит на осколки стекла, устилающие пол в том месте, где стоял низкий столик из канадской березы, куски его раскиданы теперь, как после урагана. Он не прерывает Анну, встает, подходит к большому окну, отверстие от пули расположено слишком высоко, чтобы он мог до него дотянуться. Камиль прослеживает траекторию пули.
— Продолжай, — говорит он.
Он возвращается к стене, потом подходит к печке, дотрагивается пальцем до вмятины, оставленной пулей, снова начинает что-то искать, издалека всматривается в большую дыру на стене, идет к лестнице. Кладет руку на обломки первой ступеньки, поднимает взгляд, задумывается, оборачивается к тому месту, откуда была послана пуля, потом шагает на вторую ступеньку.
— А потом? — спрашивает он, спускаясь.
Камиль выходит из комнаты, проходит в ванную. Голос Анны удаляется, становится едва слышным. Камиль восстанавливает происходившее: да, это его дом, но теперь это место преступления. А значит — гипотезы, выявление фактов, выводы.
Окно приоткрыто. Анна входит в комнату, Афнер ждет ее с другой стороны, полностью просунув руку в щель, потрясает пистолетом с глушителем, направляя его на женщину. На наличнике, над Камилем, след от пули, он возвращается в гостиную.
Анна молчит.
Камиль идет за шваброй и торопливо заметает осколки стекла и обломки низкого столика к стенке. Смахивает пыль с дивана. Ставит греть воду.
— Хватит… — говорит он. — Все кончено.
Они садятся на диван, Анна прижимается к нему, они медленно пьют то, что Камиль называет чаем, — нечто откровенно отвратительное, но Анне все равно.
— Я тебя отвезу в другое место.
Анна отрицательно мотает головой.
— Почему?
Какая разница? Нет, она не хочет. Но отверстия от пуль в стекле, в двери, разбитая ступенька лестницы, вдребезги разлетевшийся низкий столик — все говорит об опрометчивости подобного решения.
— Мне кажется, что…
— Нет, — обрывает его Анна.
Вопрос закрыт. Камиль уговаривает себя, что Афнер не сумел войти в дом и маловероятно, чтобы он повторил попытку. Завтра посмотрим. За эти три дня прошли годы, а вы говорите «завтра»…
Есть и еще одно обстоятельство: Камиль наконец созрел для следующего шага.
Ему было необходимо время, оно необходимо любому оглушенному боксеру, чтобы встать и продолжить бой.
Теперь он, пожалуй, может попытаться.
Ему нужен еще час-другой. Не больше. А пока он закроет дом, перепроверит все двери и оставит Анну здесь.
Они больше не разговаривают. Ход их мыслей прерывают только сигналы телефона, переведенного на режим «вибрация». Звонки идут непрерывно. Можно не смотреть от кого.