Жертвы дракона
Шрифт:
Вместе с рассветом Анаки проснулись и закопошились у пещеры. Но наступившее утро было для них печальнее минувшего вечера, ибо не все поднялись с сырого ночлега. Пенна Левша, старшая сестра Дило, не могла подняться с места. Она осталась под каменным кровом, прижалась к стене, как раненый зверь, и не отвечала на вопросы.
Мар вышел из пещеры, но другие посмотрели на него и отшатнулись в страхе. Он как будто распух и стал толще, и вдруг сделался странно похожим на своего друга-соперника Несса. И лицо у него было такое же синее. Глаза у него были пьяные от Хума неведомой заразы. Он шел, спотыкаясь и держась за голову руками,
Рея-Волчица нашла у своей груди младенца мертвым. Ее недаром звали в племени Волчицей. Она была вне себя от горя и ярости. Она подбежала к пещере, высоко неся в руках маленький трупик, и сунула его к самому носу Черного Юна, ночного колдуна.
— Ты жертву требовал, — крикнула она, — с Реком твоим. Нате, жрите!..
Юн молча принял маленький трупик и внимательно осмотрел его.
На вялой шейке были два маленьких черных пятнышка.
— Это знаки Дракона, — сказал Юн, — теперь сами видите.
— Ну, пойдем, — сурово напомнил Спанда. — Найдем, узнаем…
Юн хотел что-то ответить, но в это время к пещере подошла его дебелая подруга с Мышонком на руках. Ее сытое лицо было встревожено. Мышонок хныкал и держался руками за голову.
Юн схватил своего сына и стал жадно рассматривать его тельце. Никаких знаков не было. Но глаза у него были мутные, и щеки горели неестественным румянцем.
Юн сердито оттолкнул жену, прижал ребенка к груди и стал бегать по площадке перед пещерой.
— Мышонок, не плачь, — говорил он каким-то сдавленным голосом. — Не надо хворать. Мы в лес пойдем, зайца поймаем. Пусть зайчик хворает.
— Идем к Дракону, — напомнил Спанда.
— Прочь! — крикнул яростно Юн. — Ночью пойдем, в темное время… В лес! — крикнул он еще раз, подхватил одной рукой копье, другою — бубен, посадил ребенка на плечи и крупными шагами скрылся в ближайших кустах.
В этот день не было больше умерших, но захворали еще две женщины, русоволосая Илеиль и Санния, уже пожилая, в волосах у которой были снежные нити.
Женщины внесли больных в пещеру и положили у огня. Только Мар остался снаружи сидеть у скалы, несмотря на холод.
Юн вернулся из лесу, когда смеркалось. Он нес Мышонка у груди, завернутого в плащ. Мышонок спал.
Тучи на небе стали редеть, бледный месяц тихо поднимался с востока.
— Идем, — сказал Спанда, — я тоже бубен возьму.
— Не надо, — сурово возразил Юн и отбросил свой собственный бубен с явным презрением.
— Какие дары? — спросил Спанда.
— Не надо даров, — сердито буркнул Юн. Он постоял с минуту в нерешимости, сжимая в объятиях спящего младенца, потом решился и передал его Юне. И тотчас же с угрозой поднес к ее лицу свой крепкий кулак.
— Если не сбережешь — убью, — сказал он отрывисто.
Он не взял даже копья и вместо того подхватил кремневый топор, тяжелый, с длинной ручкой, помахал им в воздухе и сунул за пояс.
— Идем, Спанда.
— А Дило где? — спросил старик. — Он должен показать путь.
Они отыскали Дило на прежнем месте, под каменным навесом.
Дило все еще спал, и все усилия растолкать его остались безуспешными.
— Хоть место назови, — настаивал Спанда.
Дило подымал голову, мычал что-то и снова падал на землю.
— Болен, — сказал Спанда.
— Боится, притворяется, — сказал Юн с презрением. — Копьем бы его.
Но вместо копья он сердито ткнул Горбуна носком ноги.
— Падаль… Без него найдем.
Они вышли на площадку перед пещерой. Юн бегло взглянул на месяц, потом повернулся по очереди на все четыре стороны света, выбрал направление и твердым шагом двинулся в путь. И это было даже не то направление, по которому Горбун вернулся на стойбище. Оно лежало левее. Но точно так же, как Дило, два колдуна пересекли первую гряду, спустились вниз; потом они поднялись на вторую гряду и пошли по гребню. Избранный ими путь был удобнее пути Дило, ибо им не попадались обрывы и густой кустарник. Они шли скоро и безостановочно.
Юн шагал вперед так уверенно, как будто страшный Рек подавал ему издали беззвучные, но верные сигналы. Время шло. Месяц поднимался к зениту пядь за пядью. А ночь становилась гуще и дремотнее. Они перешли еще две гряды.
— Где же Дракон? — проворчал Спанда, споткнувшись о камень, и вдруг остановился и застыл на месте, как вкопанный.
На склоне горы, над темным ущельем им представилось поразительное зрелище. На твердом камне покоилась огромная фигура. Она казалась черною на фоне ночного неба и выглядела, как грузная глыба, оторванная от ближней скалы. Но, присмотревшись, они разобрали крутую спину, могучий хвост и плоскую голову на вытянутой шее.
Дракон сидел, нагнув голову к земле. И его алые глаза отсвечивали блеском месяца. Голова его шевелилась вправо и влево. Они припали к земле и со страхом следили за этими однообразными движениями.
Спанда понял странные слова Дило: "Каменный Зверь, Живой Камень". Чудовищный зверь казался каменным даже в своих движениях.
А перед Драконом они увидели новое диво. Ибо весь склон горы был покрыт маленькими движущимися фигурками. Это были пеструшки. Их легко было узнать в свете месяца. Их были тысячи и тысячи, без конца и без счета, как песчинок в пустыне. Они двигались вперед и шли прямо на Дракона. И чудовище, пригнув голову книзу, глотало их одну за другой своей глубокой темной пастью. Она была такая большая, что пеструшки, кажется, даже не понимали, в чем дело. Быть может, им казалось, что передние колонны проходят в какую-то темную арку, сквозь сердце скалы. Они шли, не останавливаясь, и Дракон глотал их мерным движением. И в свете месяца казалось, будто льется странная, живая, кишащая река, поднимается снизу вверх, вопреки законам тяжести, и вливается в Дракона.
Когда колдуны увидали это странное зрелище, они сдвинулись с места и поползли наискось горы. Они не смели подняться ближе к страшному Реку, но они подобрались почти вплотную к живому потоку. Это были пеструшки-странники, мельче обыкновенных и поразительно однообразного вида. Они шли правильными рядами, как катятся волны по мелкому песку. Но, приглядевшись внимательно, Спанда и Юн увидали, что не все крысы были в одном состоянии. Огромное большинство шло, соблюдая странный порядок, но были и такие, которые выскакивали из рядов, кружились и даже кувыркались. Иные падали и катались на месте, препятствуя движению задних рядов, а затем замирали в неподвижности. Другие поднимались и снова ползли вверх и через силу доползали до этой всепоглощающей пасти.