Жертвы Северной войны
Шрифт:
— А почему материалы Ала в комнате Эда?
— Это все мужская лень, — Уинри вздохнула. — Насколько я понимаю, они обычно жили в одной комнате — там даже нормальной кровати нет, только две кушетки, — а вторую использовали как кабинет. Пока мы все это разгребем, думаю, тебе будет проще пожить на диване в гостиной… он мягкий и широкий, если разложить. А я займу вторую спальню. Здесь, по-моему, дышать невозможно, не то что спать!
— Согласна, — с содроганием подтвердила Мари. — А знаешь, Ал произвел на меня впечатление аккуратиста…
— При Але было немного лучше, — подтвердила Уинри. — Они складывали книги в стопочки.
Она широко зевнула.
— Наверное, пока лучше этим диваном воспользоваться тебе, — мягко сказала Мари. — Ты же не выспалась. А я пока пойду пройдусь. Знаешь, мне кажется, что все-таки было бы неплохо навестить Кристину. Ведь она волнуется.
— Может быть… — Уинри снова зевнула. — Только никаких прогулок пешком! Сейчас позвоню Элисии, пусть организует тебе машину. Ты же важная свидетельница, тебя надо охранять, не забыла?
— Забыла, — призналась Мари. — Совершенно.
На Столицу опускались серые сумерки, ранние, как всегда зимой. Как ни странно, зима выглядела вполне настоящей: в воздухе даже кружился легкий снежок. И этот снежок — чудо из чудес! — с наступлением вечера даже не спешил сразу таять, опускаясь на мокрый от дождя тротуар. Лежал, по-хозяйски утверждая свои права на остывающий и устающий город.
Вот в таких сумерках Мари позвонила в обитую дерматином дверь. Дверь выглядела очень неряшливо: обивка местами слезла, из-под нее выглядывали кусочки поролона. Мари могла только догадываться, что за ней, вероятно, скрывалась уже много лет не ремонтированная квартира с пожелтевшим потолком, потекшими батареями и прохудившимся краном. Кристина всегда была слишком занятой, чтобы делать ремонт. Некоторые вещи не меняются…
Звонок прозвучал отчетливо — Мари ясно слышала его. В квартире никто не слушал радио, никто не варил кофе, никто не разговаривал и не ходил по комнате, скрипя половицами. Тихо было в квартире.
Странно… Может быть, Кристя спит?.. Или ее и вовсе нет дома?.. Но куда она могла уйти?..
Да мало ли! В кино решила отправиться с Винсентом. Или в театр. Или в больнице задержали. Все может случиться.
Для очистки совести Мари подождала еще секунд двадцать. Нет эффекта. Ну ладно, значит, не судьба… «Завтра зайду еще раз, — решила она про себя. — А может быть, позвонить в больницу?.. Если Кристина еще там….» Впрочем, эта мысль никуда не годилась: Мари вспомнила, что работу в онкодиспансере Кристина бросила, а вот куда она перевелась, Мари не имела ни малейшего понятия. Но еще раз заходить наобум и стоять перед закрытой дверью страшно не хотелось: Мари изумилась, насколько ее утомил подъем всего-навсего на пятый этаж. Не ожидала она от себя такого, честно…
Спускаться было легче. На площадке четвертого этажа Мари с удивлением заметила не забеленную надпись: «Серж+Влада=amore». Это на первом курсе Анджей нацарапал. Владу, помнится, уже во втором семестре отчислили за неуспеваемость.
Машина ждала у подъезда. Шофер — тот самый лейтенант Шорт — доброжелательно спросил:
— Ну что, домой, миссис? Или еще куда?
— Еще куда. Улица Хьюго Гранта, дом двадцать восемь.
Про себя Мари подумала, что уж там-то точно никого не застанет: Анджей наверняка куда-нибудь отправился с очередной пассией. Но… мало ли.
Анджей жил на втором этаже, о чем Мари подумала с изрядной благодарностью. Но вот звонок у него не работал — сколько Мари не давила на кнопку, за деревянной дверью не раздавалось ни звука. Пришлось стучать. К счастью, недолго — дверь очень скоро отворилась, — прихожая была ярко освещена, оттуда запахло сдобой, — и на пороге появился Анджей. Мари с удивлением подумала, что за два года, оказывается, можно порядочно состариться… разве у него была эта морщинка между бровями?..
Какое-то время Анджей просто смотрел на нее, не то не узнавая, не то не веря своим глазам.
— Привет, — сказала Мари. — Что, так и будешь держать меня на пороге?
— Мари! — ахнул Анджей. — Ты живая! Проходи, проходи же!
Он схватил ее за рукав, и едва ли не втащил в прихожую.
— Кристя! — заорал он. — Кристя, Мари живая!
— Сколько я просила не называть меня «Кристя», это идиотски звучит, — недовольно произнесла Кристина, появляясь в прихожей. В руке она держала незажженную сигарету.
— Мари! — взвизгнула Кристина, роняя сигарету на пол и тут же наступая на нее, ибо бросилась к подруге. — Мари! Господи, как ты меня напугала! Ты нас всех напугала! Как ты могла вот так пропасть?!
Она почти повисла у Мари на шее.
— Осторожнее! — ахнула Мари. — Кристи, ты меня задушишь.
Кристина прекратила обниматься, и тут, наконец, рассмотрела Мари хорошенько. И присвистнула.
— Ого! Девочка, это покрой твоего пальто, или?..
— Или, — Мари решительно принялась расстегивать означенное пальто. — Анджей, повесь, пожалуйста.
— А где ответственное лицо? — таким же обычным, деловитым тоном продолжила Кристина. — Внизу, в машине?.. Зови сюда немедленно, знакомиться будем.
— Подозреваю, что то, что осталось от ответственного лица, лежит сейчас под землей где-нибудь километрах в пятнадцати от Маринбурга, — ответила Мари с интонацией, которой сама от себя не ожидала. — Так что знакомить вас не с кем.
— О господи… — сказала Кристина, и попыталась сунуть в рот отсутствующую сигарету. — Мари, ты, как всегда, преподносишь сюрпризы… А… где ты сейчас живешь?.. Или ты собиралась жить у меня? А где твои вещи, в камере хранения?..
— Мои вещи там, где я сейчас живу. А живу я у моей семьи… ну, наверное, так это можно назвать. Точнее, у семьи ответственного лица. Послушайте, может, вы напоите меня чаем и позволите все рассказать по порядку, а?.. Точнее, то, что я могу рассказать…
— Ох, конечно, проходи… — Кристина потянула Мари за рукав в гостиную.
Мари отметила, что в этой комнате мало что изменилось за два года. Разве что прибавилось фотографий на стенах… нет, не фотографий девушек: Анджей был страстным фотолюбителем, так что гостиную украшали, в основном, виды Столицы в разную погоду. Да еще прожженный в нескольких местах, изношенных зеленый коврик исчез с пола, его место занял желтый, поновее… впрочем, он выглядел почти таким же несчастным, как его предшественник.