Жертвы Северной войны
Шрифт:
— Вообще-то, тебя ищу.
— Зачем еще?
— Да думал, может, в шахматы сыграем…
Во всем отделении только Анджей и Эндрю играли в шахматы достойно. Причем Эндрю еще в школе сдал на первый разряд, в институте на КМС, каковой ранг регулярно подтверждал, и мечтал когда-нибудь добраться до мастера. Анджей со своим честным вторым разрядом, полученным на последнем курсе, был ему не ровня, но хоть что-то…
А вот Анджею играть с Эндрю не нравилось. Нет, не потому что неприятно было все время проигрывать — иногда ему случалось поднапрячься и свести партию вничью, или даже выиграть, если Эндрю зевал. Просто Эндрю был настоящим фанатом Дома с Колоннами, как иные бывают фанатами футбольных команд, и во время шахматной игры только о политики и говорил. В отличие от него, Анджей избегал политики и футбола старательнее,
— Извини, у меня еще дела есть, — с сожалением произнес Анджей. — Вот веришь, с удовольствием бы сыграл, но — нет.
— Нет, так нет, — пожал плечами Эндрю. — Между прочим, ты знаешь, что Драхма опять официальный протест заявила?
— Политикой не интересуюсь. Драхма протестует по поводу и без, — Анджей еще пытался оставаться вежливым.
— Да нет, вроде как, на сей раз у них повод есть. Кто-то там у них особняк какого-то высокопоставленного чинуши из МИДа сжег. А некое официальное лицо — не то из наших, не то из Ксинга, в статье туманно было, — поблизости засветилось. С Ксингом у нас договор о взаимопомощи. Но вообще, дичь полная — так официальное лицо и поедет в другое государство дома сжигать! Держите карман шире. Большая политика так не делается. Кроме того…
— Все-все, ясно! Извини, но мне еще работать надо, — отозвался Анджей, даже не пытаясь на сей раз скрыть раздражение, сунул книгу под мышку («Ах, черт, забыл страницу запомнить!») и поспешил прочь.
В коридоре Анджей, нацепив на лицо самое деловитое из подвластных ему выражений, заспешил по направлению к 306-й палате. С того памятного дня, когда Анджей спасался у «инопланетян» от разгневанных бывших пассий, он стал в этой палате завсегдатаем.
Молодой врач уже успел поговорить с доктором Томасом и выяснить истории двух странных больных. Человека, называющего себя Керспи (по документам он проходил как Джон Доу) действительно нашли в лесах, к востоку от столицы. Никаких особенных проблем с ним не было: он просто заявлял, что инопланетянин, и что-либо еще говорить о себе отказывался. Агрессии не проявлял, против заключения в сумасшедший дом не протестовал… здесь его пичкали легкими успокоительными и водили на беседы с психиатром. Толку, кажется, не было никакого.
Второй, назвавшийся Альфонсом Хайдерихом, представлял собой более сложный случай. В конце июня его привезли в 115-й полицейский участок и посадили под стражу, как подозреваемого в убийстве. Когда начался процесс, общественный адвокат настаивал на формулировке: «превышение необходимой самообороны»: он расстрелял двоих напавших на него грабителей, ни у кого из которых не обнаружилось не то что пистолетов — даже и ножей. Один из них выжил, и, сознавшись в попытке совершения ограбления, показал под присягой, что этот человек шел по улице пошатываясь, будто пьяный. Одет он был хорошо, посему грабители решили, что он может оказаться легкой поживой. Однако Хайдерих на нападение среагировал очень быстро и бурно: уложил обоих буквально парой выстрелов. Более того, потом он сопротивлялся задержанию полицией и нанес тяжелые ранения трем полицейским. Когда его все-таки скрутили и привезли в участок, анализы обнаружили у него в крови остатки мощного психотропного препарата. Доктор Томас рассказал Анджею то, что ему самому поведал как анекдот его приятель-судмедэксперт: препараты этого семейства когда-то использовались для нужд армии и полиции, но вот уже лет десять как списаны за устарелостью. Привыкания к препарату не выказал, документов при нем найдено не было, отпечатки пальцев его оказались нигде зарегистрированными. Он назвался Альфонсом Хайдерихом, и на процессе стоял на своем: прибыл, мол, из параллельного мира, из страны под названием Швеция. Там его преследовали представители спецслужб другого государства, поймали и накачали наркотиками, но он каким-то образом исчез из их рук и оказался здесь. За этих-то спецагентов он и принял грабителей. Он заявил, что по профессии механик, без высшего образования, женат и имеет сына, но
Когда он зашел в этот раз, в палате 306 было тихо и спокойно. Кир лежал на кровати и, кажется, дремал, Альфонс Хайдерих сидел за столиком у окна, над шахматной доской, и напряженно размышлял.
— Привет, — сказал Анджей. — А я думал, ты в этой палате чемпион.
— Поначалу был. Но Керспи быстро учится, — покачал головой Хайдерих. — Второй день голову над ходом ломаю. Послушайте, Анджей… очень удачно, что вы зашли!
— Да? — спросил Анджей, присаживаясь на соседний свободный стул. — В чем дело?
— Вот, — Альфонс Хайдерих показал ему листок из газеты. — В библиотеке взял. Эта женщина в розыске… кажется, я ее знаю. Может быть, вы могли бы позвонить по данным здесь телефонам и расспросить о ней подробнее?
— А?.. — Анджей некоторое время смотрел на фотографию Мари, которую сам же отсылал в редакцию. — Простите… вы вот эту имеете в виду? Кудрявую?
— Да, — кивнул Альфонс Хайдерих. — Она очень похожа на женщину, которую я знал. Может быть, и она меня узнает? Вы не откажитесь связаться с ее родственниками, которые поместили объявление, в свободное время? А может быть, она уже нашлась?..
— Просыпайся, соня-засоня! — Мари разбудил энергичный голос Уинри, сопровождаемый сдергиванием одеяла. — Просыпайся-просыпайся, Столицу проспишь! Через час прибываем. Иди, умывайся, а я пока постель соберу.
Мари села на кровати, сонно моргая. Уинри выглядела бодрой и деловитой, глаза после бессонной ночи даже не покраснели.
— Элисия не звонила? — спросила Мари.
— Как бы она могла позвонить?.. В поезд?.. С вокзала позвоним, чтобы лишнего не ждать. Ну все, шагом марш!
Умываясь, Мари размышляла о том, насколько все-таки жизнь имеет свойство внезапно изменяться. Качается, как праздничный фонарик. Что если Уинри выйдет из телефонной будки побледневшая и скажет, что все кончено, и что срочно надо вызывать девочек в Столицу на похороны?! И как тогда все будет дальше?.. Что, в доме на окраине Ризенбурга отныне будут жить две вдовы с четырьмя детьми?.. Год за годом. Продираясь сквозь слои воспоминаний, свисающих со старых стен, как паутина.
«Нет, — поняла Мари с ясностью, такой же отрезвляюще холодной, как сквозняк по полу. — Никаких воспоминаний. И никакого Ризенбурга, если так! Я на это не согласна. И Уинри не согласится. Эдвард, лучше бы ты был жив! Пожалуйста, останься в живых!»
Действительность, как всегда, оказалась совершенно не похожей на любые представления о ней. Едва они покинули поезд — на перроне их ждали еще встречающие в форме — Уинри первым делом поспешила к телефонной будке. Лейтенант Шорт отправился с ней. Тем временем капитан Брош повел Мари к машине, придерживая за локоток и пытаясь рассказывать ей что-то веселое, но она вдруг, неожиданно для себя самой, прервала его.
— Простите. Я ужасно волнуюсь. Можно, мы просто подождем Уинри? Молча?
— Да, конечно… — ответил Брош слегка растерянно, и замолчал. Только мял в руках черные кожаные перчатки — полагаются к форме в зимнее время.
Тем не менее, когда они уселись в машину, Мари вдруг обнаружила, что напевает под нос какую-то песенку. Да нет, не какую-то… это мама любила петь, когда работала по вечерам над своими конспектами: когда Мари была совсем маленькой, мама еще училась.
— Вы что-то сказали?.. — обернулся к ней капитан Брош.
— Нет, ничего… — Мари улыбнулась. — Просто…
Такая вот была песенка.
«Если б не было тебя, Я знаю, что не смог бы ждать, Разгадал бы секрет бытия, Только чтоб тебя создать…»