Жертвы Северной войны
Шрифт:
Луг перед крыльцом действительно выстилал выпавший ночью снег, тут Уинри угадала правильно. Снег припорошил и ветки деревьев на берегу реки, оттенил темную воду светлой каймой. Окрестности Ризенбурга, еще вчера в скучной осенней грязи, вдруг в одночасье стали куда жизнерадостнее.
Никакой беды по лугу к дому не приближалось. К дому шла Мари, стараясь держаться дорожки из следов, видимо проложенной ею раньше. Впереди нее чинно выхаживал Дэн, гордо поднимая большие лапы, вокруг нарезал круги и весело тявкал, видимо, не в состоянии остановиться от радости, Квач. На руках Мари держала одного из котят. Уинри решила, что это Слоненок — во-первых, она была единственной чисто серенькой, во-вторых, только Слоненок пока продемонстрировала все задатки гулящей кошки, прочие были смирными домоседками.
Утро было совсем еще раннее, только-только рассвело, а солнце еще не встало. Небо на востоке шептало что-то самому себе скромными красками зимнего утра. Со стороны Ризенбурга доносились первые ноты ежеутренней переклички собак: деревня просыпалась. Крыши выглядели сейчас все до одной совершенно одинаковые: ровненькие, беленькие. Уинри подумала, что, еще когда она была маленькой, уже через несколько часов эта белизна оказалась бы изрядно испятнаной копотью из труб. Теперь по всех домах и отопление, и плиты были газовыми, и ни одного дымка не поднималось над крышами.
Квач вдруг выскочил вперед Мари и начал рыться в снегу. Что-то его там заинтересовало. Потом вырыл, вдруг перевернулся на спину и задергал лапами.
«Отрава?! — ахнул внутренний голос Уинри. — Ловушка?! Но зачем?! И кто?! Нет!»
— Квач! — обеспокоенный крик Мари был слышен даже сквозь стекло.
Уинри быстро рванула шпингалет… раму вверх… Время изменяется. Время становится совсем другим. За несколько секунд Уинри успевает продумать множество сценариев. Дом окружен… да, конечно, они уже тут, в деревне. Агенты внешней охраны выведены из строя. Девочки еще спят, не знают… или… нет, они же не выходили еще из дому! Звонить немедленно Эдварду, в Столицу… А если провод перерезан?.. А если до Эдварда уже тоже… добрались?.. Что тогда?.. Два пистолета лежат в секретном ящике за картиной… Мари умеет стрелять? Хотя бы чуть-чуть?
— Квач, дурилка такая, что ты делаешь?! — это тоже Мари. Она подбегает к Квачу, падает на колени… пес вскакивает, отряхивается и с довольным лаем начинает лизать ей лицо. Ну конечно, пытается лаять и лизать одновременно, отчего ни то, ни другое как следует не выходит.
— Придурок, — сердито говорит Мари, вскакивает, неловко отряхивает штаны от снега. Квач жалобно скулит, пытается заглянуть ей в лицо, тыкается носом в ноги… не может понять, в чем дело. Ведь он всего только унюхал что-то интересное… ну, может, замерзшую улитку под снегом, или еще что. Съел — штука оказалась вкусная — а потом решил немного поваляться. Снег ведь такой смешной, отчего не поваляться? Хозяйка, ну за что ты сердишься, а, хозяйка?..
Уинри закрывает окно и идет чистить зубы. Все. Динамическая сцена окончена.
Тем не менее, тревога никак не давала ей покоя. Даже утренняя сцена не перевела ее в разряд обыкновенных дурацких предчувствий. Наоборот, усилила. Ладно, сегодня было дурацкое совпадение… а завтра?..
Причиной тревоги был, без сомнения, кошмар. А причиной кошмара были впечатления предыдущего дня. Они с Мари наконец-то принялись разбирать вещи Альфонса. Точнее, решилась Уинри. Мари с ней просто не спорила.
Вещей у Альфонса было не слишком много — и он, и Эдвард выработали привычку обходиться минимумом, — а вот бумаг… полная картонная коробка под кроватью и три ящика стола. На дне одной из коробок Уинри с удивлением обнаружила пыльную, пожелтевшую от времени тетрадь. На простой серой обложке был нарисован шариковой ручкой знакомый рисунок: стрекоза, порхающая над кувшинками.
— Красиво, — сказала Мари, осторожно погладив обложку. — Неужели Ал это сам нарисовал?
— Нет, конечно, — сухо ответила Уинри. — Это моя тетрадка. Стрекозу моя подруга Милли нарисовала, у нее здорово получалось… Во время Северной войны она умерла в эвакуации от болезни. Интересно, что эта тетрадка здесь делает?.. — Уинри открыла тетрадь, и испустила возмущенный вопль. — Нет, ну конечно же!
— Что? — испуганно спросила Мари.
— Нет, ты только погляди, — Уинри явно сердилась. — Это же то самое упражнение по английскому на четыре страницы! Я все выходные за ним просидела, а в понедельник не смогла найти и не сдала! И мне поставили двойку, а меня поставили в угол… бабушка поставила! Неужели Ал его утащил?.. Зачем?! Я бы еще могла понять, если бы Эдвард напакостил… Да и то, он бы обязательно сознался, когда меня наказали!
Разъяренная, Уинри торопливо пролистала тетрадку… Вчиталась. Выражение ее лица вдруг изменилось. Какое-то время она помолчала, шелестя пожелтевшими страницами.
— А, — сказала она. — Понятно. На, — она сунула тетрадку Мари. — Думаю, из здесь присутствующих только тебе можно это читать. Нам с Эдвардом Ал никогда не позволял.
Мари только непонимающе смотрела на подругу.
— Это его дневник, — пояснила Уинри. — Он время от времени начинал его вести. Нам с Эдвардом никогда не показывал, пару раз они даже из-за этого дрались. Но, думаю, тебе можно.
— Не думаю, — решительно возразила Мари. — Он ведь не разрешал.
— Не дури. Твоему ребенку обязательно нужно будет это прочесть, когда немного подрастет.
— Вот пусть он и прочтет, — Мари отложила тетрадку в сторону. — Или она. А я не буду. Мало ли, что Ал там писал?..
— Вот именно, — с нажимом произнесла Уинри. — Поэтому мне кажется, что тебе стоит хотя бы проглядеть.
Мари задумалась. Потом приподняла бровь.
— Надеешься, что я тебе расскажу?.. А вот ни за что!
Уинри состроила гордое и обиженное выражение лица:
— А вот и не хотелось! — сказала она самым «детским» голосом, на который была способна.
Обе улыбнулись.
— Знаешь, — произнесла Уинри серьезным тоном, — я даже не уверена, что теперь нам с Эдом нельзя их смотреть. Мне кажется, теперь Ал бы разрешил… но… — она пожала плечами. — В общем, решай сама. Если надумаешь — остальные тетрадки в нижнем ящике стола. По-моему, их там довольно много… ну, штуки четыре точно есть. И толстые, в отличие от этой. А я пойду, доделаю протез для сына Одри Бентон.
— Это над которым ты ругалась?..
— Сама подумай, как я могу не ругаться?.. протез двух пальцев, безымянного и мизинца — у них же связанная мускулатура! Да еще с таким строением ладони, как у него… я вообще не могу понять, как его натуральные пальцы там помещались!