Жертвы
Шрифт:
– Мистер Феллингер, полиция… – начал Дженс Уильямс.
Грант Феллингер остановил его, коротко рубанув рукой. Пухлые, но узкие губы раскрылись, и мы услышали глубокий голос, звучавший со странным эффектом эхо.
– Будь добр, сходи в кафе и принеси мне белый жасминовый чай. Проверь, чтобы оставили в чашке цветок.
– Простой, с одной таблеткой подсластителя?
– Простой, без подсластителя. Учитывая обстоятельства, я не особенно расположен к сладкому.
Раздражительность, но без беспокойства.
– Понял, – задыхающимся голосом сказал Уильямс и поспешно
Между тем Грант Феллингер изучающе взирал на нас, скрестив руки. Все в нем было крупным и даже толстым: плоский нос, почти такой же широкий, как и губы-бутоны под ним, мочки ушей формы «банджо» с торчащими черными волосками, крепкие жилистые запястья, короткие толстые пальцы, покатые плечи.
Как будто скульптор положил лишний слой глины.
Майло назвал себя.
Феллингер кивнул.
– Урсула попала под машину? Даже не верится, она вот только что была здесь. Боже… – Он погрыз губу. – Сорок пять минут назад у нее все было прекрасно. И вот… Господи. – Коснулся пальцем уголка глаза. – Проклятье. Вы взяли болвана, который это сделал? Если он не соблаговолил задержаться, найти его не составит труда, поскольку над входом есть камера наблюдения.
– Миз Кори ушла отсюда сорок пять минут назад? – спросил Майло.
– Около того. Плюс-минус минут пять, не больше. Так что вам нужно лишь проверить, кто выехал со стоянки в этот промежуток времени, и негодяй у вас в руках.
– Спасибо за информацию, мистер Феллингер. К сожалению, миз Кори не была сбита автомобилем.
– Нет? Тогда что же?..
– Ее застрелили.
Грант Феллингер резко качнул головой вперед, как будто приготовился боднуть суровую реальность.
– Застрелили? Но Дженс упомянул несчастный случай…
– Мы не сообщили ему деталей, поэтому он и сделал свой собственный вывод.
– Прекрасно. Вечно он торопится с умозаключениями. Постоянно говорю ему об этом. Йель [8] , не меньше… Так ее застрелили? И кто же?
8
Имеется в виду Йельский университет, один из самых престижных в США.
– Мы пока не знаем.
– Застрелили, – повторил Феллингер. – Застрелили? Урсулу? Боже мой… – Его мясистые руки упали. Пальцы сжались в волосатые кулаки. Он стукнул кулаком по ладони. – Как мешком по спине.
– Все, что вы можете сообщить нам, сэр…
Адвокат втянул воздух, издав звук, напоминающий тот, что получается, когда лопается пузырь, и развел руками.
– Вам лучше войти.
Офис оказался на удивление скромным, всего лишь с полоской неба, едва виднеющейся на востоке. Обычный деревянный стол на пару с тумбой, огромное черное кожаное кресло и три функциональных стула. Обитая твидом софа и стеклянный кофейный столик создавали зону общения у задней стены. Расположившись за письменным столом, Феллингер кивком указал нам на стулья с твердой спинкой.
На оклеенной стене над тумбой красовались дипломы университета и юридической школы, компанию которым составляли свидетельства и сертификаты в области семейного права и арбитража. Висевшие косо фотографии изображали Феллингера в обществе симпатичной темноволосой женщины и двух мальчиков разного возраста. На самых последних снимках мальчики уже превратились в угрюмых тинейджеров, а супруга заметно состарилась.
– Вы работаете в области семейного права. Миз Кори консультировалась по каким-то неприятным вопросам развода?
– В любом разводе скрыт потенциал неприятного, – сказал Грант Феллингер. – При условии наличия двух критически важных ингредиентов.
Он выдержал выжидающую паузу.
– Дети и деньги, – сказал я.
– В точку. В браке Урсулы и Ричарда присутствовали оба ингредиента, но дети проблемы не создавали, они почти взрослые. Все дело было в денежных знаках. Над договором работали пять лет, из них три года после формального решения.
– Каждому хотелось большего.
– Тонкая настройка, – сказал Феллингер. – В конце концов мы все же достигли взаимовыгодного соглашения. Под «мы» я имею в виду себя и адвоката Ричарда Кори.
– Кто он, сэр?
– Эрл Коэн. Юрист старой школы.
– Кто-то захотел реванша? – спросил я.
– Оба. Такое желание возникало у каждого из них примерно раз в год или около того. Даже для меня, человека с опытом, ситуация странная. В один прекрасный день они приходят как лучшие друзья, говорят правильные слова и готовы на все, чтобы сгладить любые разногласия. Уходят всем довольные, воркуют как два голубка… смотришь и думаешь, зачем, черт возьми, вы вообще разводились.
Феллингер подался вперед.
– Это не та ситуация, которую адвокаты затягивают, чтобы продолжать получать гонорар. Мы с Эрлом одинаково занятые люди. Здесь все могло пройти гладко, в духе подлинной дружбы – соглашайтесь, двигайтесь дальше и живите счастливо.
– Кори считали иначе, – сказал я.
– Они двигались дальше. А потом все начиналось сначала. Что особенно досадно, мы с Эрлом действовали согласно их указаниям едва ли не буквально. Несколько тысяч долларов спустя каждый из нас получал раздраженный звонок, все договоренности отменялись – и назад, в окопы. Причем с каким-то конкретным событием это связано не было. Да и никакой враждебности, появляясь здесь снова, они друг к другу не испытывали. Впечатление складывалось такое, что они просто поднакопили энергии и были готовы еще повоевать. Последняя такая карусель закрутилась год назад.
– В тот раз кто-то остался недовольным? – спросил Майло.
Феллингер пристально посмотрел на него.
– Мог ли Ричард сделать что-то подобное? Господи, надеюсь, что нет. То есть это было бы отвратительно. В таком случае я даже усомнился бы в своей способности разбираться в людях… Нет, лейтенант, никакого недовольства ни с одной, ни с другой стороны не наблюдалось. Напротив, все выглядели вполне довольными. – Он вскинул брови. – Урсулу ограбили? Она любит свои украшения, и сегодня их было на ней немало.