Жесткая посадка
Шрифт:
– Как волков постреляли, – горько сказал Егор. – Потом сели и добили. Долго в обломках копались. Пока копались, Илья, он на сопке сидел, побежал в стойбище, там чумы, палатки сняли. Когда вертолёт снова поднялся, стойбища уже не было. Они два круга сделали, потом к морю пошли.
– Они высадили кого-нибудь? – спросил я, заранее предугадывая ответ.
– Десять человек. Одеты, как немцы в кино. В касках. Рюкзаки огромные. Двое у вертолёта сидят, караулят. Восемь вас ищут. И нас тоже. Это – бандиты?
– Бандиты, – сказал я уверенно. – Вы гонца в Орхоян послали?
– Зачем? – пожал плечами Егор. – Нас
– Да нет, какой лётчик… Бизнесмен.
– Бизнесмен, – с нескрываемым презрением сказал Егор, – хотел клад найти. Самолёт… Не повезло ему. Самолёт этот от старости на куски развалился. Да я покажу, только… А стрелять он умеет?
– Егор, а может, мы его в стойбище? К женщинам? – Ежу было ясно, что боец из Виктора никакой, хоть по имени и звался он «Победителем».
– Н-е-е, – протянул Егор, – бизнесмена к женщинам… Не-е-е… Приставать начнёт, однако… Но и не бросишь же его тут… Может, зарежем?
– Значит, со мной пойдёт, – отрезал я.
– С тобой? А ты что, не с нами? Ты хоть и здоровый, но человек из нас, однако. Хоть не оленевод, но всю жизнь в тундре. Охотник, стрелок, однако.
Егор произносил это «однако» с едва заметной усмешкой, отдавая дань бесчисленным анекдотам про чукчей, именем которых большинство русских называют скопом всех северных аборигенов.
– Егор, эти восемь бойцов ищут нас? Вот и пусть ищут.
– Закурить надо, однако, – протянул Егор. – Здесь, под кустами, можно. Ветки дым словят.
Егор выкурил четыре сигареты, пока мы обсуждали пришедший мне в голову план.
– Хорошо. Я говорю – иногда ты дурак, когда болотники в мешке носишь, а иногда умный, как ламут почти. Всё закончим, иди с нами кочевать – любую девку за тебя отдадим.
– А с Витькой что? – засмеялся я.
– А что с ним? В Орхоян отвезём, пусть там с кочегарами бичует. Его там никто не найдёт…
– Ладно планы строить. Сперва сделать надо.
В моей стратегии сразу обозначилось слабое звено. Дело в том, что, по словам Егора Тяньги, мне практически удалось запутать следы, и наши преследователи, все как есть, в касках и бронежилетах, месили тундру в пятнадцати километрах к северо-востоку. Для того чтобы «завернуть» их сюда, надо было обозначить им наше присутствие. В принципе, это было несложно. Егор что-то тихо шепнул, и из кустов скользнули ещё два пастушонка.
– Пойдёте на Чихлан, – распорядился старший оленевод, на моих глазах превращаясь в военного вождя. – Там вполсопки надо развести костёр. Большой, будто люди грелись и от комара спасались. Надо, чтобы его те увидели. Ну, а чтоб поняли, будто это Зим там стоял, придётся тебе тапки нам отдать. Мы твои следы делать будем.
Через десять минут пастушата, вооружённые моими ботинками и кроссовками Витька, исчезли в стланике.
– А что с теми, у разбившегося вертолёта, делать будем?
– Подождём, пока к нему другой вертолёт сядет, – как о чём-то решённом сказал Егор.
Виктор, пока ещё Москвич
Люди, подошедшие к нам, выглядели совершенно затрапезно и на первый взгляд – даже жалко. Невысокие, худые, одетые в полинявшие и выцветшие штормовки и болотные сапоги с откатанными вниз и многократно завёрнутыми «гармонью» голенищами, они напоминали бедных крестьян с картин русских передвижников начала XX века. Со второго же взгляда ты оценивал ширину плеч и незаурядную силу мускулов, которая проглядывалась в каждом движении, начиная с того, как человек поднимал с земли любой предмет, от брошенного окурка до тридцатикилограммового рюкзака. Этим же вторым взглядом ты понимаешь, что одежда этих людей старая, рваная и штопаная, но – чистая. Чистая, так же, как и вычищено и аккуратно подобрано всё их снаряжение и оружие: каждый ремешок, каждая деталь его носила следы ручной подгонки, а эта ручная подгонка была следствием десятилетнего, если не столетнего опыта существования в этих горах на самом краю обитаемой земли – Северном Приохотье.
И только понаблюдав за пастухами минут десять, я вдруг понял, что так сильно поразило меня сразу, едва они появились из кустов кедрача. Эти люди двигались так, как перекатываются фигуры из ртути, будто совершенно лишённые костей. И двигались они при этом совершенно бесшумно.
«Опасные люди. Смертельно опасные», – мысленно согласился я с Зимом. И вдруг меня как будто пробило током. Сам Зим по сути выглядел так же, как и они, только эта дикая сила и ловкость у него скрадывались высокотехнологичным снаряжением, да и образование вкупе с воспитанием давали о себе знать.
В какой-то момент я понял, кто эти люди на самом деле для меня – человека западного мира, сплошь пропитанного аллитерациями и метафорами нашей литературы. Это – настоящие индейцы, не апачи киностудии ДЕФА «с лицами актёров ГДР» во главе с Гойко Митичем, а другие – апачи времён Викторио и Кочизе, не отстающие бегом от скачущей лошади, питающиеся ящерицами, кактусами и пустынными крысами, способные подкрасться к пасущемуся вилорогу и схватить его руками. А ещё – это апачи Джеронимо, безжалостно вырезающие на рассвете фермы поселенцев, заманивающие в безводные пески кавалерию Крука и бешеным смерчем, уничтожающим всё вокруг, вырывающиеся из резерваций.
Ну что же, да хранит Господь людей, которые ухитрились обзавестись такими врагами!
Зимгаевский – Ухонин
Я вертел ситуацию так и эдак. Ничего не оставалось – придётся задействовать наш единственный и последний козырь. Конечно, некоторые карты пришли по ходу игры. Сегодня, когда наши безвестные враги восстановили против себя тундровиков, наша ситуация выглядела отнюдь не безнадёжно. Но… Сейчас приходилось делать шаг, который один мог означать «пан или пропал».
Однако делать такой шаг отнюдь не означало делать его необдуманно.
Я взял карандаш и начал соображать. То есть – писать предложения на обороте инструкции к «Globalstar». Предложения надо было формулировать предельно просто, так, чтобы они запоминались с полтычка. И произносились как можно более коротко.
Написанные слова я несколько раз прочитал вполголоса, хронометрируя при этом фразы. Немного отредактировал. Теперь, по всем моим прикидкам, на передачу информации уйдёт не больше двух минут.