Жестокая болезнь

Вольф Триша

Я даю ей то, что она просит, и открыто рассказываю о своем общении с Грейсоном, даже признаюсь, где он нашел меня. Она знает, что я был в ее лофте; уже догадалась об этом.

Складка между ее бровями становится такой же глубокой, как и ее мысли.

— Я была права. Они хотят нашей смерти.

Я лежу лицом к ней, моя голова болезненно опирается на обожженную руку.

— Логично, да. Использовать нас, чтобы устранить любую связь с жертвами, затем уничтожить все следы меня, единственную ниточку к моей сестре.

Мэри —

угроза, связывающая Грейсона с цепочкой событий. Хоть мотив и отличается, у властей не возникнет проблем провести параллель с Мэнским ангелом в отношении моих преступлений.

— И не должно быть никаких свидетелей, — говорит она, складывая воедино свою собственную концовку как часть уравнения.

— Оставив нас в живых, мы подорвем его планы, — говорю я. — Он не позволит этому случиться, — кроме того, полагаю, он боится того, что такое разоблачение раскроет причастность его психолога, Лондон.

— Но есть еще одна переменная, которую, стыдно признаться, я не учел, на которую сам дьявол был рад указать, — я придвигаюсь к ней поближе, одеяло становится раздражающим препятствием между нами. — Брюстер.

Она мягко качает головой.

— Не понимаю.

— То же программное обеспечение, которое мы использовали для слежки за Брюстером во время операции «Месть Эриксона», Брюстер может использовать, чтобы отследить и найти тебя. Возможно, он сам не разбирается в технике, но у него достаточно денег и связей, чтобы найти того, кто разбирается, — я кладу руку ей на плечо, скользя большим пальцем под манжету рубашки, чтобы установить хоть какую-то связь между нами. — Брюстер опасен для тебя.

Ее кожа покрывается мурашками, и я пытаюсь прогнать озноб.

— С чего бы это? — как только она начинает озвучивать эту мысль, то понимает подтекст.

— Деньги, — просто отвечаю я.

Она трет рукой лицо.

— Я должна была понять. И поняла бы… раньше.

Убираю руку. Я мог бы заверить ее, что эмоции уравновесятся, что она не всегда будет так ощущать их или отвлекаться на них. Но молчу, наполняя спальню тишиной, как пар в душе.

— Я могу попробовать взломать аккаунты Эриксона, — говорит она, размышляя вслух. — Перевести деньги Брюстера анонимному источнику, предоставить ему логины. Если ему нужны лишь деньги, я могу это сделать.

— За ним слишком пристально следят в связи с убийством Эриксона, — говорю я ей. — Любые транзакции будут отслежены. Это слишком рискованно.

— Я все равно планирую сдаться, — говорит она, уставившись в потолок. — Это только ускорит процесс.

Ее признание огорчает меня не так сильно, как раньше. Я каждый день наблюдал, как Блейкли проходит мимо полицейского участка по пути в студию боевых искусств. Она останавливалась перед зданием и смотрела на дверь, и я знал, о чем она размышляла.

Сначала я топтался за углом, хотел вмешаться, если она сделает шаг к двери. Но по прошествии

нескольких недель я понял, что это был всего лишь ее способ облегчить чувство вины. Пока она говорит себе, что именно это ее ждет, то будет откладывать столько, сколько необходимо.

Мы все лжем самим себе. Большая часть лжи совершается для самосохранения. Наше эго слишком хрупкое, чтобы открыто воспринимать свою бесполезность во вселенной. Но некоторая ложь опасна, если она негативно влияет на других.

Неважно, во что ей хочется верить, я не позволю Блейкли отбывать срок за такого мерзкого ублюдка, как Эриксон Дейвернс.

Принимая во внимание ее упрямство, я пока молчу. Хочу, чтобы ее рассуждения способствовали дальнейшему анализу.

— Что тебя остановило? — спрашиваю я.

Она переворачивается на бок. Ее взгляд обжигает мою кожу.

— Я не могу попасть в тюрьму в таком состоянии, Алекс. Я либо сойду с ума, и меня накачают лекарствами… либо зачахну навсегда. А так, у меня будет хоть какая-то власть.

Звуки города за окном превращаются в приглушенный гул, когда воздух сгущается от напряжения. Угроза Блейкли произнесена убедительно, вселяя страх в меня, о существовании которого я и не подозревал.

— У тебя вся власть, — говорю я ей, так легко передавая свой контроль. — Она всегда была у тебя.

Она поддерживает зрительный контакт.

— Расскажи мне, что ты планируешь.

Я не колеблюсь.

— Обвинить Брюстера в убийстве Эриксона. Тогда он сядет за остальные убийства, — вот почему я в первую начал убивать также, как Блейкли убила Эриксона. В то время у меня не было на примете козла отпущения, но я знал, что он нужен на случай, если Блейкли попытается признаться в убийстве.

В этом отношении Брюстер — идеальный кандидат на роль козла отпущения.

Она переворачивается на спину.

— Точно. Дать Грейсону то, что он хочет, и в то же время устранить Брюстера как угрозу.

— Если и был когда-либо претендент на роль темной триады по шкале «грязной дюжины», то это Брюстер, — говорю я. — Он элитный психопат. Он никак не связан с моей сестрой, поэтому власти не выйдут на связь с Грейсоном. А поскольку Брюстер будет за решеткой, у него останется меньше вероятности установить какую-либо связь с тобой.

— Меньше вероятности, — повторяет она, затем наклоняет голову в мою сторону. — Ты помешан на своих цифрах. Математика тут не при чем. Ты что-то утаиваешь.

Мой взгляд скользит по ее очаровательным чертам, и я ничего так не хочу, как солгать ей, позволить ей поверить, что мы легко решим проблемы. В конечном счете, если бы она согласилась уехать со мной прямо сейчас, улететь в другую страну и исчезнуть, вся ситуация исчезла бы и разрешилась сама собой.

Однако эгоистичное бегство не поможет ей реализовать свой личный потенциал.