Жестокие игры в любовь
Шрифт:
– У тебя сегодня хорошее настроение?
– Да, – улыбнулась она.
– С чего вдруг?
– Просто так.
Правда, когда на перемене Света Скороходова со смехом рассказала девчонкам, что видела, как Соня рыдала, в груди закопошилось смутное чувство вины. И как она ни говорила себе, что ни в чём не виновата, как ни убеждала собственную совесть, что ничего такого не делала, чтобы эти двое расстались, это чувство всё равно неприятно свербело внутри.
– Разве это смешно, когда другим плохо? – нахмурилась
– Ой да ладно тебе, ты просто Рогозину не знаешь. Окажись ты на её месте, она бы в лицо тебе хохотала, – сказала Вера Тихонова. – И вообще, мой тебе совет: поостерегись. От неё что угодно можно ждать.
Мике хотелось возразить: она-то здесь при чём? Она с их ненаглядным Колесниковым за всё время хорошо если парой фраз обменялась. Но не стала. Чего уж кривить душой, если вон и сама вину чувствует?
И Вера оказалась права. В тот же день после уроков Рогозина выловила Мику в уборной. Встала за её спиной, пока та мыла руки. Сложила руки на груди.
– Ну что, довольна?
Мика подняла глаза, посмотрела на неё через зеркало. Рогозина была настроена решительно и воинственно.
И что ей на это сказать? Оправдываться? Сочувствовать? Послать к чёрту?
Выключив воду, Мика стряхнула руки над раковиной – фена или бумажных полотенец здесь, конечно же, не водилось. Вздохнув, она повернулась к Соне лицом к лицу.
– Чем я должна быть довольна? – спросила устало, так и не придумав, что сказать.
– О, ты, конечно, не знаешь, – хмыкнула Соня. – Это ж не ты вчера подслушивала нас с Женькой под дверью.
Мика понимала – сейчас что ей ни скажи, она всё воспримет в штыки, поэтому не стоит и пытаться. Она обогнула Рогозину и направилась к двери. И в ту же секунду та кинулась следом и со спины вцепилась ей в волосы так, что от внезапной боли из глаз брызнули слёзы. Накрутив пряди на кулак, она резко потянула вниз.
Мика взмахнула руками, тщетно пытаясь удержать равновесие, но ей даже ухватиться было не за что. И в следующую секунду она оказалась на холодном полу. Хотела тут же вскочить, но Рогозина лишь жёстче стянула волосы. Казалось, кожа на голове горела и лопалась.
– Отпусти! Совсем с ума сошла!
– Сначала я тебя немного подукрашу. Ты не знала, что Колесникову только красивые девочки нравятся? Так что сделаем тебя самой красивой.
Глаза её лихорадочно блестели. А затем в руках Сони появились ножницы. Когда она успела их достать, откуда – Мика даже не заметила. И теперь дёрнулась было от неё, но Соня нацелила их острым концом прямо в лицо.
– Сиди тихо, а то вдруг порежу случайно. Сейчас сделаем тебе шикарную стрижку. Причём бесплатно. Не благодари.
Что есть сил, Мика толкнула Рогозину. Та повалилась на пол, но волосы её не выпустила. Потянула за собой. Нестерпимая боль снова опалила кожу головы. Мика протяжно вскрикнула, и в ту же секунду дверь распахнулась.
Громыхнув
– Вы совсем уже, девки, сдурели! – закричала она. – А ну пошли вон отсюда!
– Мы не закончили, – тихо и зло процедила Рогозина, вставая с пола.
Мика тоже поднялась. Попыталась худо-бедно прибрать растрепанную причёску.
– Позорище какое, – продолжала ругаться техничка.
– Ой да заткнись, а? Разоралась тут, – огрызнулась ей Соня и выскочила за дверь.
– Извините, – сгорая от стыда, пробормотала Мика и тоже вышла. Хорошо хоть в таком виде никому не попалась на глаза.
Позже Мика думала: да что здесь все какие-то дикие? Почему в их прежнем классе, если девчонки и ссорились, то просто прекращали друг с другом разговаривать, почему же тут чуть что – сразу дерутся, как бойцовские собаки? Ну и главное, что ей теперь делать?
Рассказать кому-нибудь об этом случае или нет? Бабуле, например, или Лёше? Нет. Это стыдно. Бабуля прибежит в школу, закатит скандал, все узнают, начнут шептаться, что они в уборной подрались – она же тогда вообще от позора умрёт. Нет-нет, это исключено.
С Лёшей проще, но всё равно какой смысл? Что он сделает? Не будет же с Рогозиной воевать. А поговорить она и сама способна, не маленькая, чтобы за спинами других прятаться.
Правда, поначалу она хотела просто забыть о том, что случилось, стереть постыдное пятно из памяти. Но тем же вечером неугомонная Рогозина, раздобыв где-то её номер, прислала сообщение: «Готовься, сучка». И вдогонку ещё пару сообщений с матерными окорблениями и угрозами.
Нет, нельзя просто забыть, решила Мика, не получится. Соня не даст. Вдруг ещё и впрямь свои угрозы воплотит.
Поговорить надо. Только что ей сказать? Не смей меня обижать? Это глупо и смешно. Пригрозить? Но нечем…
Мика с досадой выругалась шёпотом. Ну вот как так? С этим Колесниковым они даже нормально ни разу не разговаривали, а ей уже досталось. Кожа на голове горела так, что притронуться больно. Вечером вон расчёсывалась и плакала…
***
На следующий день Мика подошла к Рогозиной прямо в классе, перед первым уроком, и сказала вслух при всех:
– Твою вчерашнюю истерику я спишу на нервный срыв. Буду считать, что ты была расстроена и вышла из себя. И пока ничего предпринимать не буду. Но если такое повторится – значит, у тебя психоз. И значит, с этим надо что-то срочно делать.
– Ты что несёшь? – тихо зашипела на неё Соня. Покосилась на одноклассников, явно испытывая неловкость.
А те стихли, прислушиваясь к их разговору. Лёша даже подошёл поближе, готовый вмешаться если вдруг что. Жаль вот только – Колесникова не было. Из-за него же вся эта ситуация, а он как будто не при делах.