Жестокие святые
Шрифт:
Боже, это было сегодня? Так много всего произошло, что я потерял счет времени.
Желая немного успокоить ее, я говорю:
— Я не собираюсь тебя отпускать. Я не причиню тебе вреда, и, хотя при нашей встрече я говорил по-другому, я не убью тебя. – Я сокращаю расстояние между нами и, подняв руки, обхватываю ее лицо. – Самое безопасное место для тебя – рядом со мной. – Я наклоняюсь и целую ее в лоб. – Иди
На этот раз, когда я отворачиваюсь от нее, я выхожу из комнаты, мне нужно провести немного времени наедине. Я падаю на диван и вздыхаю, снимая пиджак. Я расстегиваю пуленепробиваемый жилет и бросаю его на кофейный столик, а затем откидываюсь назад и закрываю глаза.
— Алексей и Дмитрий приземлились. Они будут здесь через двадцать минут, – бормочет Карсон, сидя на диване напротив меня.
— Спасибо.
Подняв руку, я провожу пальцами по лбу, где начинает зарождаться головная боль.
Отец поправляет лацканы моего пиджака, хотя они и так были в порядке. Его глаза встречаются с моими, и я пользуюсь своим шансом попросить:
— Позволь мне остаться, папа. Я не хочу оставлять тебя одного.
Заботливая улыбка смягчает его черты.
— Это всего на два года, сын мой. Наслаждайся этим, пока можешь, потому что, как только ты присоединишься ко мне, твоей душе больше не будет покоя. Не будет, пока ты не встретишься с нашим создателем.
Я работаю со своим отцом последние два года, с тех пор как занял свое место рядом с ним.
Я убивал. Четырнадцать мужчин и одну женщину.
Убивать женщину было труднее всех, хотя она этого заслуживала. Виола была нашей экономкой. Мы поймали ее на продаже информации о нас тому, кто был готов заплатить самый высокий гонорар.
Я вздыхаю, затем наклоняюсь, чтобы обнять своего отца. Меня убивает мысль оставить его одного в этом большом доме.
Руки моего отца крепко обнимают меня.
— Ti voglio bene7.
— Ti voglio bene, папа, – говорю я ему, что тоже его люблю.
Боль обжигает, клеймя печаль на моей душе.
Я погружен в свое горе, пока стук в дверь квартиры, в которой мы остановились, не выводит меня из этого состояния.
Конспиративная квартира принадлежит связному Алексея. Когда мы приехали, у меня не было времени осмотреться, потому что я слишком беспокоился о Елене.
Карсон встает, чтобы открыть дверь, и когда он открывает ее, входят Алексей и Дмитрий.
Я поднимаюсь на ноги, когда Алексей обнимает своего младшего брата, бормоча:
— Ты молодец.
Затем Алексей смотрит на меня,
— Это было быстро. Он не страдал.
Я киваю и отстраняюсь, от его слов ярость в моей груди усиливается.
— Просто выясни, кто за этим стоит.
— Выясню, – обещает он.
Наши взгляды на мгновение встречаются, и когда я вижу потерю в его безжалостном взгляде, мне становится легче от осознания того, что я не единственный, кто скорбит по моему отцу.
— Спасибо, – говорю я.
— Перестань благодарить меня, ты мне заплатишь, – смеется он, пытаясь разрядить обстановку.
Это работает. Уголок моего рта приподнимается.
Дмитрий подходит, чтобы по-братски обнять меня, и я принимаю его поддержку. Он не самый разговорчивый человек, поэтому я не удивляюсь, когда он ничего не говорит.
Когда Дмитрий отступает назад, его голова поворачивается в сторону спальни. Он уже на полпути к комнате, прежде чем я успеваю сказать:
— Елена Лукас. Она там, внутри.
Дмитрий не останавливается, но заглядывает в комнату и, по-видимому, удовлетворенный тем, что жизни Алексея ничего не угрожает, снова поворачивается к нам. Этот человек был обучен защищать Алексея любой ценой. Это, мягко говоря, достойно восхищения.
— Частный самолет готов. Нам нужно идти прямо сейчас, – сообщает мне Алексей.
— Домой? – Я спрашиваю, чтобы быть уверенным.
Алексей кивает.
— Если ты спрячешься, это покажет им, что они победили. Тебе нужно взять все в свои руки прямо сейчас.
Я киваю, соглашаясь с ним. Я также должен организовать похороны моего отца.
Мысль острая и удушающая. Пытаясь отвлечься от печали, я надеваю пиджак и иду в спальню. Когда я вхожу, то нахожу Елену сидящей на краю кровати. Она мгновенно встает, ее взгляд мечется между мной и дверным проемом.
— Пора идти, – говорю я, протягивая ей руку.
Елена колеблется, но потом подходит ко мне. Ее ладонь холодна как лед, когда она встречается с моей, и это заставляет мои пальцы крепко обхватить ее. Я притягиваю ее ближе, пока наши тела почти не соприкасаются, и, подняв другую руку, провожу пальцами по ее щеке.
Блять. Она замерзает.
Отпуская ее руку, я обнимаю ее, пытаясь подарить ей немного своего тепла, но вместо этого нахожу утешение, в котором нуждался с тех пор, как узнал, что потерял своего отца.