Жестокии? мучитель
Шрифт:
— Нет. Я скорее умру, чем позволю тебе забрать эту часть меня.
Его ноздри раздуваются.
— Я уверен, что это можно устроить вместе с твоими матерью, сестрой и братом.
– Его глаза сужаются. — Интересно, пощадит ли Григорий Лебедев свою собственную дочь после стольких лет? Или, возможно, он разозлится из-за того, что человек, который "похитил" ее, как утверждает твой дед, умер десять лет назад, а она до сих пор не вышла с ним на связь.
– Он барабанит пальцами по подбородку. — Не говоря уже о том, что она живет так близко к твоему дедушке, да
Если он думает, что я беспокоюсь о том, что случится с моей мамой, то он ошибается. Она никогда не была рядом со мной. Трусиха, которая не смогла жить в стране, которая теперь стала ее домом, и заботиться о своих детях без мужа. Хотя я не хочу, чтобы ей причинили какой-либо вред. Мой брат Михаил - это совсем другая история. Я знаю, что бы это значило для него, если бы наш дедушка по материнской линии узнал правду.
— Откуда ты все это знаешь?
– Спрашиваю я.
Он кладет руки на мои бедра, сжимая их крепкой, собственнической хваткой.
— Потому что, Гурин, я знаю о тебе всё.
– Он резко прижимает меня к себе и разворачивает так, что я оказываюсь прижатой лицом к стене. — Мне известно обо всём, а это значит, что ты безропотно отдашь свою невинность, когда я потребую этого, или всё, ради чего папочка работал, исчезнет.
Я вздрагиваю, когда его твердое тело впечатывается в моё, а грудь прижимается к моей спине. Тошнота, стыд и желание сливаются воедино, когда я чувствую сильное давление его возбуждения на свою задницу.
— Ты чувствуешь, что делаешь со мной, Гурин?
– спрашивает он, протягивая руку к моей блузке спереди и задирая ее вверх, чтобы крепко сжать мое горло. — Выгни эту хорошенькую спинку и потри своей упругой попкой о мой член, - приказывает он.
Я тяжело сглатываю, ненавидя, как мои колени дрожат от предвкушения. И все же желание защитить свою семью заставляет меня делать то, что он говорит, я еще больше выгибаю спину и покачиваю бедрами, надеясь, что делаю всё правильно. Меня смущает, насколько я неопытна в общении с парнями, но чувствую, что в этом есть заслуга Элиаса. До того, как он приехал сюда, все мальчики постоянно бегали за мной, но все прекратилось в тот момент, когда эти ледяные, расчетливые глаза встретились с моими, и он принял явно необоснованное решение погубить меня.
Часть меня благодарна, поскольку мои так называемые подруги Джинни Дойл, Анита Хендерсон и Керри Гарсия никогда по-настоящему не были моими подругами. Они были фальшивыми и заботились только о внешности и так продолжается по сей день.
Я не могу отрицать, что если бы Элиас не сбросил меня с пьедестала, я бы никогда не подружилась с тремя самыми потрясающими девушками в этой школе - Камиллой Морроне, Джорджией Дамато и Адрианной Васкез.
Элиас хватает меня за волосы и стонет у моего уха.
— Да, Гурин, именно так, - выдыхает он, его глубокий, бархатистый голос почти манит, если бы не тот факт, что он буквально шантажирует меня прямо сейчас.
— Держу пари, твоя тугая девственная киска прямо сейчас насквозь мокрая.
— Без шансов, - говорю я.
—
Я брыкаюсь, пытаясь отстраниться от него.
— Отпусти меня.
— Нет, потому что ты знаешь условия сделки, Наталья.
– Его рука продолжает двигаться вверх по моему обнаженному бедру, пока пальцы не касаются края моих трусиков. — Делай, как я говорю, или потеряешь всё.
Я стискиваю зубы, так как выполнение любого приказа этого человека противоречит всем фибрам моего существа. Он не имеет права прикасаться ко мне, и все же я загнана в угол, из которого нет выхода. Я не могу позволить ему уничтожить единственное, что мне дороже больше всего в этом мире: моего брата и наследие нашей семьи.
Я не настолько глупа, чтобы верить, что я или моя сестра Яна легко отделались бы, если бы Элиас раскрыл правду нашему дедушке, даже при защите картеля. Он назначил цену за голову моих отца и матери еще до моего рождения.
— Какие секреты ты прячешь под этой юбкой?
– дышит он, оттягивая в сторону мои трусики и проводя пальцем по моей позорно мокрой киске. — Блядь, - стонет он, грубо просовывая его внутрь меня. — Тебе нравится грубость, Наталья?
— Мне ничего от тебя не нравится.
Он усмехается.
— Такая непослушная маленькая лгунья. Возможно, я заставлю тебя кончить прямо здесь и доказать, насколько это утверждение не соответствует действительности.
Я вздрагиваю, когда его палец ударяется о мой клитор, доводя меня до исступления. Впившись зубами в губу, я заглушаю свой стон. Внезапно снаружи класса раздается болтовня и звон колокольчика, сигнализирующий о том, что мы пропустили приветственное собрание в главном зале.
Он издает стонущий звук.
— Похоже, мое веселье прервалось.
– Он убирает руку из-под юбки, а затем его пальцы ныряют в мой карман, и он вытаскивает оттуда мой телефон.
— Эй, отдай это обратно, - говорю я, крутясь на месте и пытаясь выхватить мобильник.
Он держит его вне моей досягаемости, прищурив глаза.
— Помни о своем месте, или мы не договорились?
Меня убивает необходимость подчиняться требованиям этого хулигана, но я знаю, что не могу рисковать тем, что нас найдет дедушка. Отец всегда предупреждал нас о вражде между ними и о том, как тот был в ярости, когда он забрал нашу маму. Это была довольно странная история несчастных влюбленных, в которой они превратились из врагов в родственные души.
— Прекрасно, - выдавливаю я из себя.
— Пароль, - требует он.
Я пристально смотрю на него, прежде чем назвать пароль, который является датой моего рождения.
— Восемь, двенадцать, ноль, три.
Его бровь приподнимается.
— День рождения?
Я пожимаю плечами.
— Возможно.
Он наклоняет голову, вводя код.
— Тогда, по крайней мере, я знаю, что ты легальна.
– Его глаза сужаются. — Восемнадцатилетняя и созревшая для траха.
Я морщу нос от отвращения.