Жестокое милосердие

Ла Фиверс Робин

Мы молчим и думаем о том, что это означает.

В Тайном совете герцогини Анны заседает убийца.

ГЛАВА 30

Дюваль допоздна засиживается во дворце. Он должен рассказать герцогине обо всем случившемся, а еще написать множество писем и предпринять все необходимое в связи со смертью Немура. Что до меня — я попросту потеряла сон. Хочется рвать и метать: у герцогини отняли едва наметившуюся возможность счастья, благородный человек умер от руки подлого изменника! Как хотела бы я все вернуть, все исправить! Увы, это недоступно даже адептам учения

Мортейна.

Но может быть, мне удастся хотя бы почтить память благородного герцога?

Утром Луиза входит ко мне с полным кувшином воды и жизнерадостным «доброе утро», после чего движением полного бедра притворяет дверь.

— Сейчас, барышня, я наряды твои разложу, потом позавтракать принесу. А еще наш господин Дюваль тебе записку оставил.

— Записку? А сам он где?

— Он, барышня, с другими вельможами отправился на охоту — надо же дворцовые кладовые пополнять!

Она вручает мне записку и идет в гардеробную. Я разрываюсь между желанием немедленно прочесть, что пишет Дюваль, и возможностью быстренько натянуть чистую сорочку. Стыдливость борется с любопытством и одерживает верх; к возвращению Луизы мои шрамы надежно укрыты свежим льняным полотном. Она помогает мне натянуть платье и уходит за обещанным завтраком. Я торопливо потрошу записку, ломая печать и роняя на пол кусочки красного воска.

Исмэй,

я решил, что нам следует перебраться во дворец, чтобы быть поближе к герцогине. Если события прошлой ночи суть предвестия того, что нам предстоит в будущем, я хочу в случае нужды быть у нее под рукой.

Кроме того, после длительных препирательств совет решил не отменять объявленную охоту и прочие придворные дела, как если бы ничего не случилось. Смерть никому не представленного чужестранца не должна повлиять на деятельность двора. Лучше, чтобы о постигшем нас несчастье узнало как можно меньше народу.

Всего доброго, Гавриэл.

Он прав. Никому, кроме него самого да тайных советников, не было известно о приезде Немура, а потому и какие-то особые почести погибшему воздавать бессмысленно. С другой стороны, отказывая в них, мы как бы наносим несчастному герцогу дополнительное оскорбление.

Я подхожу к постели и достаю из-под тюфяка священную мизерикордию. Матушка настоятельница вручила ее мне с определенной целью. Уж не затем ли, чтобы хоть как-то облегчить смерть Немура? Не знаю, мои ли это домыслы или они навеяны волей моего Бога, но я твердо намерена воздать герцогу последнюю честь. И как можно скорей!

Пока я устраиваю мизерикордию на ее привычном месте у своего пояса, в моем уме зарождается что-то вроде плана. Я отпираю заветный сундучок и вынимаю длинный, тонкий кинжал. Поместив его в крепкие кожаные ножны, пристегиваю оружие на левую голень. Всовываю запястье в простой браслет, таящий гарроту. И наконец достаю маленький арбалет и оснащаю его тремя стрелами. Арбалет приспособлен для ношения на тонкой цепочке под верхней юбкой. Посторонний может его нащупать, только прижавшись ко мне вплотную. Иным способом обнаружить его невозможно.

Не думаю, чтобы при дворе мне стали задавать вопросы, но на всякий случай я припасла отговорку. У меня с собой небольшое приношение, которое я намерена возложить на алтарь святой Ардвинны в часовне, дабы святая послала

удачу высокородным охотникам.

Замок почти пуст: едва ли не все царедворцы поехали гоняться за оленями или кабанами, или кто там сегодня попался на глаза егерям. Члены свиты и слуги бегают по делам, без сомнения радуясь, что не надо на каждом шагу кланяться какому-нибудь вельможе.

Войдя в замок, я немного медлю, гадая, где может находиться тело Немура. Потом вспоминаю, как безошибочно я нашла лесную могилу Мартела, и отпускаю на волю свои чувства, стараясь выследить Смерть.

Здесь проделать это трудней, потому что кругом столько огоньков жизни, снующих туда и сюда. Тем не менее Смерть притягивает меня, точно пламя свечи — мотылька. Двигаясь на едва слышный зов, я скоро обнаруживаю, что иду в ту самую часовню, где впервые увиделись Анна и Немур.

Внутри никого. Тихо подхожу ко гробу, ведомая отчаянием несчастной души; оно ведет меня верней свечных огоньков, что горят в нефе. Когда я оказываюсь подле тела, душа, по-видимому, меня узнает и устремляется на свет жизни.

Я раскрываюсь навстречу, даю ей согреться. К моему удивлению, она сворачивается рядом клубочком, словно выброшенный из дому пес, которому некуда больше идти.

Так мы и сидим вместе некоторое время. Окончательно уверившись, что в часовню не забредут ни скорбящие, ни злопыхатели, я наконец-то позволяю себе обратиться внутрь, туда, где жмется ко мне осиротевшая, неприкаянная душа.

Я могу воссоединить тебя с твоим Богом, если ты этого хочешь.

Ощутив, как обрадованно встрепенулась душа, я поднимаюсь и подхожу ко гробу. Несчастное изломанное тело бережно выпрямили, но мину потрясения с мертвого лица стереть так и не удалось. Я запускаю руку в разрез юбки, мои пальцы смыкаются на костяной рукояти мизерикордии. Я молюсь Мортейну в надежде, что прикосновение лезвия к остывшей плоти Немура позволит его душе немедленно вознестись.

Но прежде, нежели я успеваю извлечь клинок, позади чиркает о камень металл, и я замираю.

— Какой приятный сюрприз. — Низкий, скрипучий голос графа д'Альбрэ нарушает благочестивую тишину часовни. — Кто бы мог предположить, что кузина Дюваля явится горевать над телом безродного торговца шерстью, приехавшего из Кастилии!

Неторопливо поворачиваюсь к нему лицом. С того дня, когда собиралась поискать на нем метку, я его ни разу не видела. Чего теперь от графа ждать, гнева или насмешки?

Ни того ни другого! Его темные глаза сверкают злым озорством. Я помимо воли гадаю, уж не его ли рука толкнула Немура навстречу гибели.

— Чему же тут удивляться, — отвечаю я, не поднимая головы, словно бы недовольная, что меня оторвали от молитвы. — Я ведь выросла в монастыре, привыкла чтить мертвых и молиться о них. — И я с самым невинным видом хлопаю ресницами. — А вы тоже помолиться пришли?

Хотя на самом деле знаю — что бы ни было у него на уме, это уж точно не молитвы.

— Боюсь, милочка, меня привело сюда нечестивое любопытство, — заявляет д'Альбрэ, впрочем без малейшего раскаяния. — Сознаюсь, меня занимает этот бедный торговец, встретивший прискорбный конец в нашем прекрасном городе. А кроме того, — продолжает д'Альбрэ, — мало верится мне в несчастные случаи. — Он пристально смотрит на меня. — И во всякие там случайные совпадения.