Жига с Крысиным Королем
Шрифт:
Вместо этого он просто махнул рукой отряду, и они двинулись вперед по коридору — раз уж пока им никто не встретился, следовало воспользоваться этим преимуществом. Чуть дальше по плану была лестница на второй этаж, будь Шрам на месте тех, кто организовывал оборону замка, он непременно поставил бы там охрану.
Точно: охрана там и оказалась. Самая странная охрана, которую только он мог вообразить…
По обеим сторонам лестницы высились огромные фигуры, похожие на ящериц, вставших на задние лапы. Покрытые зеленой опалесцирующей слизью, они раскачивались из стороны в сторону и, поводя длинными раздвоенными языками, издавали странное шипение.
— Что это, отец Филипп?! — тихо, но напряженно спросила Лиза.
— …Да избави нас от козней лукавого… — пробормотал Шрам, и услышал, как за ним молодой брат Бернард тоже бубнит про себя одно из песнопений — то самое, где «изыдите, духи тьмы, в чистую росу».
Да, конечно, Хьюз неоднократно говорил, что дворец «заполнен мерзкими тварями в человеческом обличье», и говорил, будто они много чего замышляют — иногда даже описывал их конкретные планы — но отцу Филиппу и в голову не приходило, что все может оказаться так буквально.
А между тем, надо было действовать. Вот он, узкий коридор, лестничный пролет, начало которого охраняют, поводя хвостами и длинными сплюснутыми головами, ящеролюди. Здесь они вдвоем спокойно могут отбивать нападение хоть всего отряда Шрама. Стрелять отсюда, из-за поворота, тоже невозможно…
— Брат Парео, сейчас мы с вами отвлечем этих двоих, — распорядился Шрам. Да, именно брат Парео: на близкой дистанции лучше него никто не дерется, а посылать сейчас в бой больше людей совершенно бесполезно. — А вы, Лиза, попробуете их снять. Мы можем рассчитывать исключительно на ваш «ястребиный глаз». Постарайтесь не попасть в меня или в брата. Все решится в первые же секунды: если вам не удастся…
— Будьте спокойны, — коротко ответила Лиза.
А что еще она могла ответить? Она не хуже Шрама понимала, что другого способа нет: эта лестница еще при обсуждении плана представлялась им всем самым слабым местом, тем более обидным, что с ней приходилось иметь дело при самом начале штурма.
Потом он обернулся к своим людям, осенив их священным знаком. Как и последние несколько лет, он мысленно извинился перед Господом: теперь отец Филипп знал, что знак этот — всего лишь простенькая печать для превращения воды в лед. Господь — у него в сердце, и нигде больше, и так было всегда. Господь с ним, господь смотрит на него и любит его.
Другая еретическая мысль, на которую у Шрама не было времени сейчас, но которую он с неприятным осадком частенько продумывал при других обстоятельствах: Кимбли думает так же. Однако Кимбли ошибается, он принимает за Бога только собственный дурман и голос своего же распаленного воображения… а где у Шрама гарантия, что он тоже не подвержен иллюзиям?..
Он знал ответ: его гарантия — голоса близких ему людей.
Бесшумно Шрам вылетел из-за поворота, сразу пригибаясь, чтобы поднырнуть под удар, который на него должен был обрушить левый ящер: у него меч за спиной, значит, выхватывать он его будет сверху. Однако ничуть: Шрам должен был пролететь по этому коридору метра два, не более, но вместо этого внезапно оказался лицом к лицу с совершенно свободным лестничным пролетом — ступени, убегающие вверх.
Значит, человекоящер у него за спиной?!
Шрам резко обернулся, но чудовища не увидел. Взамен стену покрыли длинные, мучнисто-белые щупальца, которые колыхались там извилистым ковром. Как у осьминогов, которые ему приходилось видеть в детстве; впрочем, еще более они походили на национальное блюдо жителей южных провинций, не хватало только томатного соуса.
Арбалетный болт вонзился в стену, однако щупальца тотчас поглотили его, даже не заметив. Они росли, утолщались — причем очень быстро — и вот многие из них потянулись к Шраму.
— Во имя Господа нашего Творца! — закричал он, сжимая печать на груди: это была хорошая печать, переделанная им самим из священного символа, и она снабжала его рукам энергию, разрушающую вещество… однако странным образом, когда он схватил щупальце, оно не разрушилось и не распалось, как это произошло бы с живым существом. Оно было скользкое и как будто комковатое на ощупь, словно состояло не из животного мяса, а из густого киселя. До невозможности противно.
Шрам выхватил меч и рубанул мечом по щупальцу, опасаясь, что клинок завязнет в этой массе — но нет, у него получилось отрубить, и кусок, извиваясь, упал на пол… да нет, не на пол, а на крысиные спины! Сплошным потоком крысы покрыли коридор (видимо, их скрыл туман) и неслись прямо на Шрама: беспрестанное движение серых спин, крохотных бледных лапок, удушливый запах…
«Вот почему Крысиного Короля называют крысиным!» — подумал Шрам. Он мог броситься бегом вверх по лестнице — но он слышал испуганные и яростные мужские крики из коридора (Лиза не кричала) и двинулся туда, прямо по шелестящему крысиному ковру… Крысы облепили его, полезли вверх… Их внезапно стало так много, что они заполнили коридор, поглотив белые щупальца (Шрам видел, как одна крыса с невозмутимым видом сожрала обрубленный им кусок). Он уже не мог дышать, не мог даже видеть… Крысы почему-то не кусались, только лезли вперед и вверх, и Шрам понял, что они тащат его по лестнице… Он махну мечом наугад, но меч тотчас вынесло из рук, как выбивает потоком воды, и Шрам успел еще горько подумать: «Боже мой! Погубил людей ни за грош… какая бесславная кончина».
32
— Да вы о чем вообще? — Хьюз, сощурившись, переводил взгляд с одного на другого. — Рой, клянусь честью, если ты понял, о чем они говорили, то я вправе требовать объяснений!
— Погоди. Не так уж много я понял, — Рой нахмурился. Новое и старое понимание еще надо было соотнести. — Господа… господин Рэмси? Или господин Элрик?
— Пойдет любое из имен, — сказал лорд Рэмси. — Вы, сэр Мустанг, можете называть меня просто Ал, как это было всегда. Можете не верить, но я все тот же глупый мальчишка, на которого вы орали.
— Орал я в основном на Эдварда, — слова пришли на язык сами. — Но, может, ты и прав: виноваты вы были примерно поровну.
— Это мы виноваты? — Эд ухмыльнулся. — Это ты был всегда настоящим говнюком и прикапывался почем зря. С возвращением, полковник!
— Да, — отозвался Мустанг невпопад.
Он был сам поражен, каким теплом вспыхнули вдруг глаза Эдварда. Невообразимо трудно, когда вокруг тебя обдирают прежний мир, как старые декорации, обнажая какую-то совершенно новую, ни на что не похожую реальность.