Жиган: жестокость и воля
Шрифт:
Следователь сделал два глотка кофе и отставил чашку в сторону.
— Вы уже, наверное, в курсе того, что произошло с вашим сотрудником Долгушиным?
— В общих чертах, — Мокроусов развел руками. — Занятость. Вы знаете, очень много текущих дел. У меня ведь больные, операции, почти двести человек персонала. Я буду вам очень признателен, если вы посвятите меня во все подробности. Там, где не хватает фактов, приходится довольствоваться в основном слухами.
— Общая картина такова, — казенным тоном сказал следователь. — Соседи по лестничной площадке услышали в квартире потерпевшего шум борьбы и крики, они обратились по телефону в органы внутренних дел. После этого на место прибыл дежурный наряд милиции. Дверь квартиры была заперта, на звонок никто не отвечал, и старшему наряда пришлось в присутствии понятых вскрывать дверь. Владимир э…
— Андреевич.
— Владимир Андреевич, я, с вашего позволения, закурю.
— Разумеется. Пепельница на столике рядом с вами.
Следователь достал из кармана пачку «Родопи» и, чиркнув спичкой, закурил.
Кабинет сразу же заполнился удушливым запахом дешевого болгарского табака.
Мокроусов вышел из-за стола, открыл форточку.
— В ванной комнате было обнаружено тело со следами множественных ножевых ранений. После того как понятые опознали в потерпевшем Долгушина Никиту Григорьевича, старший наряда вызвал оперативно-следственную группу. После проведения необходимых следственных мероприятий было возбуждено уголовное дело по факту убийства.
Мокроусову, российскому интеллигенту в третьем поколении, неприятно резануло слух, как следователь произнес «возбуждено», с ударением на втором слоге. Но как человек воспитанный, он лишь чуть-чуть поморщился.
— Значит, убийство? — со вздохом спросил он. — И никаких сомнений?
— Характер ранений никак не подтверждает версию о самоубийстве, — произнес Борисов. — Но мы, конечно, рассматривали и ее.
— И ничего из вещей не взяли?
— Да, — покачал головой Мокроусов, это печальное событие. Множественные ножевые ранения… Какой варвар сделал это?
— Нам бы тоже хотелось узнать. Борисов затушил в пепельнице окурок и прикурил новую сигарету.
Мокроусов сдержанно кашлянул, но промолчал.
— Скорее всего мне придется вызвать вас в качестве свидетеля по делу о смерти Долгушина, — сказал следователь.
— Свидетеля? — удивленно переспросил Мокроусов. — Но что же я вам могу сообщить? В тот день я допоздна находился на работе.
— Не пугайтесь, Владимир Андреевич, — следователь наконец-то запомнил имя и отчество главного врача. — Свидетель и подозреваемый — это разные вещи.
— Я понимаю. Что мне нужно делать?
— Вас вызовут повесткой. Вы просто дадите некоторые показания для протокола. Чистая формальность, поверьте. Я хотел бы поговорить с вами о привычках, наклонностях потерпевшего, его связях. Пообщаться с вами э… так сказать, в неформальной обстановке.
— Не знаю… Долгушина я хорошо знал с профессиональной точки зрения, как специалиста. Он считался нашим ведущим сотрудником. Довольно перспективным, Между прочим. Иногда он ассистировал мне Во время наиболее сложных операций.
— А какой у него был характер?
— Я бы сказал — очень ровный. Он находился в нормальных отношениях со всеми сотрудниками нашего центра. Я не припоминаю, чтобы кто-то жаловался мне на Никиту Григорьевича. Мне тоже не приходилось конфликтовать с ним.
— Какие у него были интересы?
— Он целиком посвятил себя избранному делу. Работа — его единственная настоящая страсть.
— Ну, насчет страсти не знаю… — про тянул Борисов, медленно качая головой.
— Что вы имеете в виду? — насторожился Мокроусов.
— Об этом чуть позже. Насколько нам удалось выяснить, Долгушин вел одинокий образ жизни.
— Да, он не имел семьи. Следователь заерзал в кресле.
— Вот об этом мне и хотелось бы поговорить с вами, Владимир Андреевич. Давайте не ходить вокруг да около. Долгушин был гомосексуалистом?
— Почему вы так решили?
— Судя по показаниям соседей и еще кое-каким косвенным данным, которые нам удалось обнаружить у него в квартире, Долгушин не интересовался женщинами.
— А что это за косвенные данные, о которых вы говорите?
— Мы нашли у него несколько э… мужских журналов. Ну, знаете, с фотографиями обнаженных мужчин.
— Да-да-да, — закивал Мокроусов, — я тоже замечал за ним эту странность. Но, откровенно говоря, мне казалось, что это чисто медицинский интерес. Однако, могу вас уверить, на профессиональных качествах Никиты Григорьевича это не сказывалось.
— Зато сказалось на его личной жизни, — глубокомысленно заметил следователь, допивая уже остывший кофе.
— Вы думаете, что эта его… наклонность и привела к столь печальному финалу? — с сомнением спросил главврач.
— Это рассматривается нами как одна из версий. Но, признаюсь честно, наиболее вероятная.
— Вы не могли бы рассказать об этой версии подробнее, если это, конечно, не нарушит тайну следствия? Так, кажется, это у вас называется?
— Возможно, еще рано об этом говорить, но есть ряд обстоятельств, которые заставляют нас думать именно так.
— Какие же это обстоятельства?
— Его нашли в ванной в обнаженном виде. Орудием убийства послужил обычный кухонный нож.
— Нож тоже нашли?
— Да, он лежал рядом с трупом. Недавно в Москве произошло еще одно очень похожее убийство. Оно уже раскрыто.
— Любопытно, любопытно…
— Гомосексуалист из чувства ревности убил своего любовника. Поскольку в деле замешан иностранный гражданин, оно не получило широкой огласки. Но картина наблюдалась почти такая же. Убитый был найден в ванной, в обнаженном виде, со следами множественных ножевых ране ний.
— Итак, вы думаете, что Никита Григорьевич имел, скажем так, близкого друга, который в порыве страсти соверши этот поступок?