Жил отважный генерал
Шрифт:
Владыка
Михал Палыч глянул на Игорушкина, тот кивнул ему, мол, следуй за милицейской «Волгой», где впереди восседал посыльный генерала, и автомобиль плавно покатил с места.
– Не гонись за ним. Не спеши, Миша. – Игорушкин упредил Нафедина, зная страсть своего водителя, не любил тот в хвосте плестись, норовил в первых всегда пылить, наперёд вылезти. – Успеется. Я попросил Свердлина поторопиться, предупредить Колосухина, что мы выехали. А то архиерей-то небось спёкся, нас дожидаясь.
– С
– Он у нас в области месяцев шесть, не более, – развернулся к прокурору республики Игорушкин. – Всего ничего, а скажу я вам – впечатлил многих.
– Незаурядная личность!
– Заставил считаться с собой и обком партии, и облисполком, а уполномоченный по делам религии Мухоркин от него чуть не прятался одно время.
– Вот как!
– Да. Скандал. До правительства, в Москву, история докатилась. Туда своих ходоков посылал. Тайно.
– Это что же?
– Не находил понимания с Мухоркиным. Считал, вмешивается тот в дела церкви. А бабу одну, извиняюсь, женщину из райисполкома, однажды сам выгнал с какого-то церковного собрания. Та потом ему мстила. Пыталась пьяным поймать. Ославить. Одурела совсем. Как-то на Пасху в храм ворвалась. Иларион после службы за стол сел отобедать, или, как у них там говорят, вкусить плоды земные, а та ворвалась с помощниками, водку на столах искать начала да владыку нюхать.
– Безобразие!
– Что с дуры возьмёшь?
– И чем же всё кончилось?
– Погнали зарвавшуюся своевольницу. Но не сразу. Понадобилось владыке дважды в столицу ходоков посылать.
– Вот как!
– И там, в московских конторах, хитростью пришлось пользоваться.
– Это почему же?
– А гоняли их из Совета по делам религии. Одна проверка была, но формальная. Проверяющий Мухоркина расспросил, чай попил и убрался. А с народом не встретился. А когда посыльные приехали второй раз, их в шею – были уже у вас, зря жалуетесь, мешаете работать.
– Там Куроедов заправлял. Не может быть. Мужик строгий, ответственный. Я его знаю.
– Так им до него не добраться. Они швейцара у дверей подсластили. Тот научил уму-разуму. Показал, где и когда главного словить. Вот они в ножки ему и кинулись.
– Гоголь! Неужели так и было?
– Стыдоба! Мне бы не знать никогда. Только у Анны моей подружка в школе, тоже учительница, а у неё мать верующая. С дочерью всем делится, ну и до нас информация доходит.
– Не обращался сам-то в прокуратуру?
– В глаза не видел. И писем не было. Они же нас в такие дела не допускают, Борис Васильевич. В облисполкоме всё оседает. Сами разбираются.
– Не надеялся, значит, он на местную власть…
– В облисполком владыка ходил, знаю. Обком партии им занимался. Слышал, сам Боронин встречался, а к нам нет.
– Верен, значит, он
– Вы о чём?
– Я полтора года назад подобную же проверку проводил по его обращению лично к Леониду Ильичу.
– К Брежневу?
– К нему.
– Как?
– Архиепископ Иларион в то время на Украине служил.
– А как же?… – Игорушкин запнулся. – Почему вам поручили проверку-то? Украина ведь – союзное государство? Своя прокуратура?
– В этом вся курьёзность ситуации и была, – без улыбки ответил Кравцов, наоборот, поморщился, словно от зубной боли. – Леонид Ильич, я полагаю, усмотрел что-то похожее на национальный шовинизм в обращении Илариона. Тот приводил факты вопиющего произвола по отношению к Православной церкви со стороны местных уполномоченных. Помню фразу его в заявлении, задевшую меня тогда. И догадываюсь, не меня одного. Требую, писал он, избавить от гнетущей опеки в делах христианской церкви. Было бы нелепым, чтобы дела коммунистов решали вдруг фашисты. Так и в церковной жизни. Пусть всё на свои места станет.
– Так и написал?
– Да, кажется, память меня пока не подводит.
– Значит, не побоялся.
– Настроен он был решительно.
– Силён владыка!
– А товарищи отнеслись с понятием к тому, что мне, а не им пришлось заниматься проверкой. С прокурором Украины мы до сих пор хорошие друзья. Не обиделся, что его подменил. Помогал от души. Снабдил всем необходимым материалом.
– У нас прокурорские традиции крепки! – кивнул Игорушкин. – Я вот как-то отдыхать ездил в эту… Как её… Михал Палыч, ты меня провожал…
– В Карпаты, – подал голос Нафедин.
– Да. Трускавец. С почками. Так там меня встретили, разместили!.. Одним словом…
– Он же, Иларион, по рождению Митрофаном звался. И фамилия его Дуган.
– Хохол всё же?
– Хохол. Из бедняцкой семьи. Но семинарию в Москве закончил после войны. Преподавал, даже ректором был в Одесской духовной семинарии.
– Готовят их не хуже нас, – поддакнул Игорушкин.
– Заботятся. В шестьдесят седьмом году определено было ему быть епископом в одном из городов Киевской епархии, тогда же состоялось, как у них говорится, его наречение Иларионом, а спустя день – назначение в чин.
– Во как! Присягу-то не принимают? – пошутил Игорушкин, хмыкнув и слегка подтолкнув локтем водителя.
– Присягу? Это ты правильно подметил, Николай Петрович, – подхватил Кравцов, глаза его загорелись, чувствовалось, задело его за живое. – Не хватает прокурорам нынешним настоящей верности его Величеству Закону. И молодым, да и кое-кому из нашей братии, старым. А вот у них всё на высшем уровне! Посвящение в чин и должность совершает самое высокое начальство – мудрейшие и почётные митрополиты и архиепископы. Честь и ответственность великие! Проникается посвященец самой глубинной частичкой разума и сердца своего! Вере служить и Богу!