Жил отважный генерал

Белоусов Вячеслав Павлович

– Вчерась же уху хлебали! Котёл не доели.

– Рыба, она на крючке должна быть. – Игорушкин покачал головой. – Сердце рыбака радовать. Страсть разжигать. А в котле – это уже кулинария.

– Это моя радость, – засмеялась жена. – Ну, хватит, спорщики! Айда к столу!

– А вон и Борис Васильевич! – крикнула Майя, вскидывая руку из воды в сторону камышовой стены.

Действительно, в плотной стене зелёного тростника за её спиной ясно послышались голоса, всплески воды и шум ломаемого камыша. Голосов было два, один – требовательный,

командирский, наставляющий, другой – вежливый, мягкий, вопрошающий.

– Михал Палыч, не иначе, – прислушавшись, хмыкнул Игорушкин. – Загонял он Бориса Васильевича. Ишь, покрикивает!

– Ему наше начальство нипочём, – поддакнул Тешиев. – Попадись маршал, он и тому спуску не даст. Я раз на охоту с ним поехал…

– Не приморил бы он нам его? – забеспокоился Игорушкин. – Городской человек всё же! Отдыхать приехал. А мы его в такую рань подняли.

– Ты же сам, папка, только что про страсти мужские рассуждал. – Майя вышла из воды, приняв от матери полотенце. – Не пойму я тебя!

– Страсть, она в меру хороша, – нашёлся отец. – А с возрастом забываться негоже.

– Вот те раз! – Тешиев хлопнул себя по мокрой коленке. – Это кто же здесь про возраст вспомнил? Стыдись, Петрович!

Освободившись наконец из тростникового плена, на гладь речки выкарабкалась маленькая лёгкая лодчонка, управляемая Нафединым, восседавшим подобно куперовскому Следопыту на корме с веслом. На дне в середине лодки сидел Кравцов, улыбающийся от избытка чувств и не без усилий удерживающий над водой здоровенный кукан с несколькими золотобрюхими сазанами, сверкающими на солнце чешуёй. Хвосты рыбин тонули в глубине.

Игорушкин и Тешиев, не скрывая восторга, закричали, замахали руками, приветствуя счастливчиков, Майя запрыгала с полотенцем, щенок залаял, забесновался вокруг неё. Спокойной и невозмутимой осталась одна Анна Константиновна, не понимая их восторга и укоризненно покачивая головой.

– Еле-еле уговорил возвращаться, – кивая на Кравцова, залебезил перед Анной Константиновной Михал Палыч. – Не оттащу его от коряги, и всё тут! Там такие сазанищи полощутся!

– Время-то! Время! Михаил Павлович! – стыдила его Игорушкина. – Я же предупреждала! У Бориса Васильевича режим! Я на час вас отпускала. Вчера договорились же!

– А вы попробуйте! – Нафедин валил все беды на Кравцова. – Сладьте с прокурором страны! Небось послушает?

– Простите покорно, Анна Константиновна, – вылезая из лодки на берег, поклонился хозяйке Кравцов. – Не сдержался. Совсем про всё забыл. Такой рыбы я не видел. Простите покорно.

– Ну что с вами поделаешь. – Анна Константиновна, улыбаясь, погрозила пальцем. – Последнее предупреждение. Следующий раз вам несдобровать.

– Вот и славненько. – Кравцов повернулся к Игорушкину: – Как улов, Николай Петрович?

Тот только разводил руками, а Тешиев забежал наперёд, перехватил у Нафедина кукан с рыбой, задёргал, тяжело заплескал ею воду у берега. Рыба, ещё живая, лениво и величаво таращила на людей глаза.

– Я сам таких давно не видел, – радовался, как ребёнок, зам. – Всё на сковородке как-то. В жареном виде.

– А я что вам говорил? – Нафедин приостановился, схватил Тешиева за руку. – Кто сомневался, что рыба в Волге есть?

– А кто сомневался? – Тешиев вперился в Игорушкина.

– Ловить надо уметь, – не унимался Нафедин. – Мы вот с Борисом Васильевичем на завтра решили ещё в одно местечко сгонять. Махнёте с нами? На двух лодках?

– А чего же.

– Мы разом.

– Так, друзья мои, – прервала всполошившихся рыбачков Анна Константиновна. – Давайте эти разговоры пока прекратим. Давайте пока к столу, а там…

– Мама! К нам кто-то приехал! – Майя, схватив Анну Константиновну за руку, повернула её в сторону ворот, где неистовствовал, заходился в лае пёс.

– Это к тебе, конечно, – отмахнулась Анна Константиновна. – Ребята, наверное, с института? Ты же приглашала.

– Ко мне?

– Виктор Сергеевич Волобаев давно здесь. С Машей стол накрывает к завтраку. Больше некому.

– Я не приглашала. – Майя вспомнила обиду, надула губки. – Папка же запретил.

– Кому там быть? – Игорушкин тоже обернулся на лай собаки. – Мы никого не ждём.

За забором никого не видно. Лишь возбуждённо прыгающий на калитку пёс заходился в громком лае да слышен был едва различимый шум работающего автомобильного двигателя.

– На машине кто-то. – Тешиев передал кукан с рыбой Нафедину. – Раз Сергеич здесь, чужие, не иначе. Я схожу посмотрю.

– Я сбегаю, Николай Трофимович, – блеснув глазами, вдруг сорвалась с места Майя, махнув собаке полотенцем. – Бимка! Прекрати дурацкий концерт!

И она, тонкая и лёгкая, припустилась к калитке.

– Бимка! Фу!

Но пёс уже и сам перестал бесноваться, притих и только прыгал вокруг калитки, повизгивая и виляя хвостом, словно уже получил вкусненькое.

– Бимка, ко мне! – подбежала Майя и открыла калитку.

Вытянувшись в струну, поедал её жгучими глазами высокий черноволосый старший лейтенант милиции, гвардеец с картины, весь в кожаных ремнях, с пистолетом на боку и в облаке пьянящих духов.

– Здравия желаю! – лихо приложил он к козырьку форменной фуражки два пальца правой руки.

– Здравствуйте, – обмерла заалевшая вдруг Майя, поправляя разметавшийся на груди и в ногах легкомысленный, ставший маленьким халатик. – А вам кого?

– Прокурор области Николай Петрович Игорушкин здесь, простите? – Красавчик не стоял, а выскакивал из сапог, и Майя отражалась вся в его распахнутых от восторга глазах.

– Тут. – Девушка не слышала своего голоса, она никак не могла справиться с непослушным халатом.

Офицер пришёл в себя и улыбнулся.

– Папа! – позвала Майя, но ей только показалось, что она кричала.