Жилище Шума
Шрифт:
– Илюша! – Только и смогла сказать она.
Дурачок стоял, сжимал в руке топор и смотрел на все непонимающим взглядом. Улля отползла к стволу высокой осины, прижалась к нему спиной, с ужасом взирая на происходящее. «Оборони, защити, Мать лесов! Разве я чинила тебе зло, разве я не приносила румяного хлеба тебе в дар? Разве я…».
Илюша молча подошел к девушке и загородил ее от нападавших.
– Дурак! – наконец сказал один из них. – Тебе ни к чему здесь умирать.
Илюша ничего не ответил. Со змеиным шипеньем из ножен выползли мечи. Улля и понять ничего толком не успела: Илюша шагнул, вскинув топор для замаха, один из лиходеев отмахнулся от него, как от надоедливой мухи. Дурачок даже не вскрикнул, завалился в снег, как-то по-детски поджав коленки. Земля под ним медленно темнела, принимая в себя вытекающую
И тут появился еще один человек, чужак, как и четверо убийц. Никто не понял, откуда его принесло, только она молча вышел и встал к Улле спиной.
Незнакомец был облачен в плащ из черной волчьей шкуры с капюшоном, скрывавшим лицо. За спиной имел круглый щит, который, впрочем, снял, с какой-то даже неторопливостью, и так же неторопливо вытащил боевой топор. Когда человек заговорил, Улля поняла, что это женщина.
– Грибы не поделили? – сказала она, немного коверкая слова на северный манер, – ножики у вас, ребята, больно длинные, как бы не поранились, – она откинула капюшон назад, под ним обнаружился шлем, натертый до блеска. Лицо женщины было молодое, красивое, но красота была какая-то холодная, девушку особенно поразило в нежданной гостье то, что она не выказывала ни капли волнения или страха, будто зашла в гости к друзьям, мило побеседовать и посидеть у гостеприимного лесного очага.
– Ты что, белены объелась?! – несколько опешив, сказал один из преследователей, – уйди прочь, дурная баба!
Баба ему не ответила.
– Ну, как знаешь, – все четверо бросились на нее скопом. Кабы не щит, может все сложилось бы иначе. Первый удар женщина пустила вскользь, повернув обшитую кожей надёжу боком, от второго удара щит треснул пополам, но вложивший столько силы боец, посунулся вперед, уронил шапку в грязь, и пришелица, пропустив его мимо себя, третий удар нанесла сама, рубанула беднягу по непокрытой голове, он упал, попытался дотянуться рукою до перерубленного затылка, но не смог и затих.
Двое били одновременно, но женщина отскочила назад и их старанья ушли впустую. Она бросила оставшуюся половину щита, и, увернувшись от сверкнувшего меча, всадила свой топор убийце Илюши в живот, да с такой силой, что он там и застрял. Чужак отчего-то запоздало поднял клинок для защиты, а теперь издавал какие-то хрипяще-булькающие звуки, оседая вниз. Оставались еще двое, но тут вмешалась Улля, которой надоело смотреть на происходящее со стороны; ярость, смешавшаяся с отчаяньем и жаждой мести за бедного дурачка, который, несмотря на свое слабоумие, вступился за нее, заполнила всю сущность молодой девушки, и она, почти не отдавая себе отчета, кинулась на ближайшего противника, оказавшегося к ней спиной. Никто ведь не ожидал, что загнанная жертва станет скалить зубы. Он был моложе тех, других, даже бородой не обзавелся, наверно он был немногим старше самой Улли. Зачем он пришел убить ее? Зачем смотрел с такой звериной ненавистью, что она ему сделала? Чем обидела? Она его даже не знала.
Небольшой Илюшин топорик, созданный рубить сучки да ветки, оказавшись в руке доведенной до отчаянья девицы вдруг описал широкую дугу и не хуже своего боевого собрата, воткнулся парню в затылок. Парнишка упал вперед, и Улля, не удержавшись на ногах, повалилась на него. Последний же из пришлых попросту убежал, видно посчитав, что перевес не в его пользу.
Липкий топор выскользнул из моментально одеревеневших пальцев девушки, ее согнуло пополам и вырвало.
– Твой первый? – участливо спросила женщина; собрав мечи, она деловито их осматривала. И довольна была донельзя. – Нечего рассиживаться, сымай с них ножны и посмотри, нет ли еще чего ценного.
Улля не двинулась с места, хлопала на пришелицу глазами.
– Быстро! – рявкнула та. – Делай, что сказано. Я тут да утра ждать не намерена.
Шарить по телам оказалось делом паршивым. Улля, как и все деревенские, видала мертвых, каждые полгода кто-то умирал, от старости или болезни, а то погибал на охоте. Однажды ей пришлось увидеть, как лодочника Вышату затянуло под бревна на
Девушка нашла довольно пухлый кошелек у одного из чужаков. Она испачкала руки и рукава шубы, и едва сдерживалась, чтоб не грохнуться в обморок.
– Нам надо уходить, – сказала ее спасительница, взвешивая на руке поданный кошель.
– Пока не скажешь, кто ты такая, я и шагу не ступлю.
– Важно не кто я, а кто ты. Тебя зовут Уллей, и ты дочь лесоруба Никифора, так?
– Да. Но…
– Немного в ваших краях девочек с именем Улля, должна я тебе сказать. А уж с такими патлами как у тебя и того меньше. Дам тебе совет. Отчекрыжь ты их, а то лишишься однажды головы, – Улля с ужасом посмотрела на женщину, но промолчала. – Перед тобой Сванлауг из Кипящего котла. Три дня назад я пришла с ялом Иггом Одноглазым и его братьями – к саамам, взять рабов. Воевать с ними скучно, они рыбаки и охотники, не чета нашим мореходам. Их вождь был щедр, дал нам рабов и пирушку закатил, где его дочери веселили нас историями, а четверо сыновей состязались с нами в глиме. Вождь Корво сказал нашему ярлу, что выше по течению нет богатых селений, там живут лесорубы, и ярл поверил ему. Но один из стариков-саамов сморозил, что должно быть наши славные ребята уже хаживали в верховья Смородины. И рассказал о девчонке с огненными волосами, такими же яркими, как закат на Северном море. Он видел ее несколько лет назад и запомнил потому, что в тот злополучный день погибла его дочь, Айну. – Улля тащилась за Сванлауг по тропе, волоча две половины разбитого щита и связку мечей в ножнах: неужто мало бой-бабе своего топора? Они шли в самую чащу леса, а зачем, Улля не спрашивала, – ярл Игг сразу заинтересовался девочкой, о которой шла речь. А вождь Корво сказал, что в тот день, когда погибла его дочка, кто-то упоминал, что последней ее видела рыжеволосая девчонка. Никак она-то и виновна в ее гибели. Тут же четыре его сына вызвались доставить ту огневласку к ярлу. С ними ушла дюжина местных храбрецов. Они, следопыты и славные охотники, обещались обернуться в два дня. Мореходы боятся ваших темных лесов, думают, что здесь логово Фенрира, волка, которого страшатся даже Боги. Поэтому ярл послал меня проследить за делом, Игг посчитал, что женщине может сопутствовать удача. Воистину он оказался прав! Теперь у вождя Корво остался один сын, а ярл так тебя и не увидит.
– А что этому твоему ярлу от меня надо?
– Думаю, он хочет твоей крови. Каждый ребенок на севере знает, что Уллей звали пропавшую дочь Торстейна Серого. Этот Торстейн выкрал из ярловой сокровищницы одну побрякушку. Из-за этого Игг Одноглазый убил и Торстейна и всех его родичей. А вот его новорожденную дочку не нашли. Как и ту бесценную для ярла вещицу.
– Мне пора домой, – сказала на это Улля, – матушка уже заждалась…
– Знаешь что? Не для того я тут мечом махала, чтобы такая дура, как ты, подставляла горло под очередной нож охочих до легкой добычи проходимцев. Ступай во град Искону, там найдешь корчмаря по имени Евстафий. Он тебя спрячет.
– А мои родные?
– Лучше тебе держаться от них подальше. Целее будут. Так уж и быть, я прослежу, чтоб они уехали из Калинова как можно скорее. Хорошо, что вождь Корво богат и может позволить сыновьям носить такие мечи. Думаю, одного из них вполне хватит на дом где-нибудь в Новограде. – Сванлауг оборвала свою речь на полуслове и обернулась. Лес зашумел голосами и топотом ног. – Беги и не оборачивайся. Сын Корво привел своих, – она толкнула девушку в плечо, – ступай сей же час. Следуй на юг, град Искона в той стороне. Там найди корчмаря по имени Евстафий, он спрячет тебя. И, надеюсь, тебе не стоит объяснять, как важно скрывать свое происхождение.
– Надо позвать лесорубов, они тут, недалеко, – сообразила Улля.
– Не думаю, что кто-то из них захочет подставляться под копья.
– А ты?
– А мне за это платят.
Речь четвертая
Корчма гудела, будто осинник, случайно растревоженный рассеянным прохожим. Гости заняли все столы и за милую душу уминали местную стряпню, расхваливали ее, кто во что горазд, а меж столов бегал запыхавшийся служка, едва успевавший подносить блюда. В «Кабаньем Брюхе» цены изрядно кусались, а от посетителей отбоя не было, здесь подавали самое лучшее пиво в Исконе.