Жители ноосферы
Шрифт:
— О, бля, орет кто-то! Пошли попинаем?
— Да охота, мля… Пей лучше.
— Да ты козел, чего тут пить? Охерачил, бл…, все, пустую суешь? Обнаглел? Бычки давно в глазах не шипели?!
— У-я, бля, суки, кто портвейн допил?
— Сидор, кто! Х… в пальто!
— Сидор, бл…! Гони за новой!..
— Отсоси! Бабло есть? Нету? Свободен, бля!
— Да я те щ-щ-ас!..
— Э, пацаны, так не договаривались! Своих не бить! Дай сюда бутылку, урод! Условного срока мало, е…?
Зеленый «огнетушитель», кувыркаясь, полетел за спину вожака.
— Мудрость даром! Берите, люди! Я со всеми поделюсь!!!
Невыносимо
Белесый туман поднимался над Волгой.
— Еб…! Ты куда кидал, сука? Ты слышал, х…нуло кому-то?
— Бомжа зашибли — и х… с ним!
— Петух, мля! Я за тебя сидеть не буду!
— Кто петух?!
— Уроды, мотать надо, мы мужика пи…нули! Бутылкой по черепушке — все, бл…, готов!
Врассыпную, под привычные переливы мата, под сбивчивые обещания натянуть кое-что кое-куда тому жопорукому идиоту, кто метал бутылку, не глядя…
«Сотрудниками Тракторного РОВД г. Волжанска А. Б. Ивановым, В. Г. Петровым, следователем прокуратуры Е. И. Сергеевым в присутствии участкового И. К. Дубова и понятых Х. и Р. произведен осмотр места происшествия — территории участка между домами № 17 и 19 по ул. Трактористов. Тело мужчины 30–35 лет лежит головой на юго-запад… Смерть предположительно наступила между 23.00 и 00.00… от обширной гематомы, вызванной ушибом головного мозга тупым предметом… В состоянии сильного алкогольного опьянения, 3 промилле… Рядом лежат осколки бутылки емкостью 0,7 л, предположительно отечественного производства… Документов, удостоверяющих личность, при пострадавшем не обнаружено…»
На следующий день Савинского безнадежно искали по редакции. Трясли Эвелину — она краснела и клялась, что не видела его со вчера. Решили, что отсыпается после гулянки дома. После обеда у замредактора прозвонил телефон.
— «Вечерний Волжанск», здравствуйте. Да, да, редакция. Кого? Савинского? Гм… Он вышел… Когда? А вы, простите? Мать? Ма-ать? А что, его дома нет? Да нет, просто… Ну, если честно, мы его сами ищем… Нет, серьезно. Вчера мы отметили его день рождения в редакции, а сегодня он не пришел. Мы думали, он… ну, знаете, расслабился, никак не проснется… Не приходил? Странно! Конечно, позвоним, если появится. Всего доброго. Ребят, что-то странно… Мать в истерике. Говорит, он всегда домой ночевать приходил, хоть к утру, хоть какой…
В пятницу же мать Всеволода Савинского позвонила в милицию с заявлением о пропаже сына, но его у нее не приняли, так как слишком мало времени прошло с момента исчезновения. Весь вечер она листала старую записную книжку парня, звоня по всем телефонам подряд, и глупо спрашивала, когда последний раз видели ее Севочку. В субботу она, поседевшая клочками, позвонила в бюро несчастных случаев, и ее пригласили на опознание тела. Мать опознала тело…
В понедельник с утра, когда еще Раиса Павловна не позвонила главному, в редакцию прибежал сотрудник пресс-службы УВД области и бросил на стол информотделу сводку происшествий за выходные. К ней была подколота фотография неизвестного мужчины, который с закрытой черепно-мозговой травмой, повлекшей летальный исход, подобран был на пустыре на улице Трактористов. «Опубликуйте, может кто узнает…» — сказал сотрудник. Нормальный бюрократический бардак — в пресс-службе еще не знали, что тело уже обрело имя, фамилию и безутешную мать.
Вопль, который испустила самая смазливенькая из сотрудниц
Женщина, отдаленно похожая на Раису Павловну Савинскую, сидела в кабинете следователя прокуратуры Е. И. Сергеева. Снятие свидетельских показаний длилось второй час. Следователь уже устал пережидать моменты, когда женщина, щуплая, со встрепанной неровной сединой устремляла за окно горящий ожиданием взгляд — словно чаяла там увидеть сына. Шел бесполезный разговор: следователь у матери, мать у следователя пытались выведать, чего ради Всеволод Савинский потащился среди ночи на пустырь. Их обоюдные вопросы так и остались без ответа. Уголовное дело «повисло».
Все, что происходило со Всеволодом, в виде гипертекста предстало передо мной. И я присела, словно кто двинул под колени, чтобы уберечь голову от бутылки, летящей из внеземного пространства.
Там, за Аидом, шевельнулась двухметровая тень: «Ну что, догадалась?».
«Догадалась!» — послала я ответный мысленный импульс. Теперь я точно знала: смерть пришла за тем, кто ее кликал тридцать лет, и обставила уход поэта как могла правдоподобно.
Но я не учла, что опасно обмениваться репликами с душой Всеволода, — тоннель был открыт, ветер набирал силу, постижение Мудрости должно было быть наказанным, а Смерть никогда не устает махать косой…
Я, живая, подчеркнуто плотская, не хотела уходить в черный омут, у меня на земле были Ленка, мать, Павел Грибов, любимая работа, и я отродясь не написала ни строчки стихотворной, стремящейся туда… И все же меня тянуло вперед. Но бабка завещала мне надежное средство от мороков: молитву Честному Кресту Господню!
Перекрестилась. «Да воскреснет Бог, и да расточатся врази его…»
Голос бухнул ненормально громко. Зато ощущение перехода в мир иной пропало. Ноги нащупали землю.
В продолжении молитвы я постыдно запуталась, посему произнесла просто:
— Упокой, Господи, душу усопшего раба твоего Всеволода!
Вокруг — посмотреть зрением телесным — ничего не изменилось: темно, холодно, скользко и небезопасно. Прочь, прочь с пустыря! Возле остановки троллейбуса меня прошиб холодный пот, припадочно заколотилось сердце. Хорошо, гостиница приняла постоялицу безразлично-любезно. Включила телевизор и радио, влезла под горячий душ. С преувеличенным вниманием уставилась в экран, повседневной суетой отгоняя от себя жуть встречи с неведомым и внутренне скуля, точно в карантине. Не прилипла ли ко мне зараза? Не потянет ли и меня в черную дыру, следом за Всеволодом?
Глава 7
«Сей-Час-Же», вопреки моему скепсису, принял репортаж, и хоть с купюрами и правками, но опубликовал. В день публикации я уволилась из «Периферии». Между двумя работами выпадал люфт, дней пять.
Сидя дома, я с нервным оживлением ожидала эффекта, который должен был бы произвести на Павла Грибова сюрприз. Сама любовнику газету под нос совать не хотела, положилась на судьбу. Вдруг он изменит свое мнение о журналистике?..
Дождалась.
Прозвенел звонок у лестничной двери. Открыв, я зафиксировала взглядом два достойных объекта: каменное лицо Павла Грибова и свернутый в жгут «Сей-Час-Же» у него под мышкой. Избежав ритуальных поцелуйчиков-обжиманий на пороге, Павел мощной грудной клеткой потеснил меня, и в комнату мы вошли пятясь.