Жития радикальных святых: Кирилл Белозерский, Нил Сорский, Михаил Новоселов

Епископ Григорий

Лев Тихомиров и кружок Новоселова

Дружба Новоселова со Львом Тихомировым должна была начаться где-нибудь году в 1900-м. Во всяком случае, уже с 1904 года она приносила плоды в виде брошюр Тихомирова в новоселовской «Религиозно-философской библиотеке». 11 августа 1900 года Тихомиров записывает в дневнике со слов отца Иосифа Фуделя содержание уже известной нам предсмертной беседы Владимира Соловьева с Новоселовым о том, что прогресса и «даже соединения церквей» (православной и католической) не будет, и что надо теперь «о себе думать… Быть возможно больше с Богом… Если возможно – быть с Ним всегда…» Из этой записи Тихомирова чувствуется, что близкого знакомства с Новоселовым еще нет, но оно уже не за горами.

Тихомиров уже давно дружил с Фуделем и входил в круг последователей Леонтьева, которого

считал ближайшим для себя, но недосягаемым образцом по-настоящему православного человека. Тихомиров только раз в жизни побывал в гостях у Леонтьева, уже незадолго до его смерти, и несколько страничек его воспоминаний об этом относятся к лучшему из написанного о Леонтьеве. Дружба Новоселова с Тихомировым помогла им обоим пройти через смуту 1905–1907 годов так, чтобы выйти из нее более серьезными христианами, чем они были раньше (сам бы я не дерзнул так сформулировать, но пытаюсь посмотреть на них глазами Леонтьева и использовать его лексику). В этой дружбе Новоселов был духовно старше, хотя физически на двенадцать лет младше. Тихомиров в одной записи 1916 года упоминает Новоселова как эталон человека, с которым ему « легко» (подчеркивая это слово и тем самым указывая на всю ширину спектра его значений). Но и Новоселову было чему поучиться у Тихомирова.

Как раз в 1907 году Новоселов, устав от различной кружковщины своих близких и не очень близких соратников, создаст свой собственный кружок, в котором будет запрещена политика, но станет нормой совместная молитва членов – «Кружок ищущих христианского просвещения в духе Православной Христовой Церкви». Этот кружок оказался очень прочным, так как его не надо было придумывать: его будущие члены и так уже были собраны вокруг новоселовской «Религиознофилософской библиотеки».

Новоселовский кружок просуществует до 1918 года включительно. Он будет собираться в московской квартире Новоселова в доме Ковригина напротив храма Христа Спасителя (Обыденский 1-й пер., д. 1). В этом кружке Новоселов получит ласковое и уважительное прозвание «Авва». «Авва» – это грецизированная форма арамейского «абба» – «отец»; так называли египетских монахов ранних веков, изречения которых собраны в специальные сборники (патерики) и находятся настолько же на слуху у людей монашеской культуры, насколько у интеллигенции на слуху стихи Пушкина. Сказался и возраст Новоселова: в 1907 году ему уже пятый десяток, и он уже старше многих своих молодых друзей, тоже участвующих в кружке – например, уже упоминавшихся Павла Флоренского (р. 1882) и Феодора Андреева (р. 1887). Кружок сочетает два поколения: среднее, из которого образован его костяк, и младшее, которое наполняет его жизнью и поддерживает температуру дружеских дискуссий.

Есть особая причина упомянуть об этом кружке в связи с именем одного из его далеко не самых ярких членов – Льва Тихомирова. Кружок стал для деятельности Новоселова результатом значительной перестановки приоритетов и некоторой переоценки некоторых ценностей. Общественно-политические аспекты этой деятельности отступили в далекую даль, а чисто религиозные общественные инициативы вышли на первый план. Соответствующая эволюция была совместным жизненным опытом Новоселова и Тихомирова.

В годы первой русской революции они оба, в меру сил, пытались противостоять разрушительным идеям и отстаивать монархию. Тихомиров это делал как политолог: в 1905 году он выпустил свой фундаментальный труд «Монархическая государственность», за который был награжден серебряной чернильницей от Николая II. Новоселов издавал брошюрки в пользу монархии, приводя убедительные для интеллигенции авторитеты (вроде Белинского) и публикуя также популярные статьи Тихомирова. В частности, эти статьи развивали идею позднего Леонтьева о том, что социализм в России непременно обернется «грядущим рабством» – огромным усилением деспотии и социального неравенства, – «и Великому инквизитору позволительно будет, вставши из гроба, показать тогда язык Феодору Михайловичу Достоевскому». Последняя фраза – из письма Леонтьева к Розанову от 1891 года, тогда уже опубликованного. Это письмо и весь круг леонтьевских идей о социализме был камертоном, с которым сверяли «музыку революции» и Тихомиров, и Новоселов.

Когда в 1907 году революция отступила, ни у Новоселова, ни у Тихомирова не оставалось иллюзий о будущем монархии. Оба посчитали, что пытаться ее «спасать» и вообще стремиться к политическому влиянию на умы – это только зря отвлекаться от «единого на потребу». Для Тихомирова, пришедшего к таким мыслям параллельно с занятием поста главного редактора главной консервативной

газеты, «Московских ведомостей» (1909–1913), такое умонастроение может показаться не совсем понятным, если не заглянуть чуть дальше в глубину его личности и биографии. Тогда станет видно, что и у него взгляд на политику был не столько практическим, сколько религиозным.

В молодости Лев Тихомиров был правой рукой Петра Лавровича Лаврова и, таким образом, заместителем руководителя террористической организации «Народная воля». Он судился по «процессу 193-х» в 1873 году. Почти сразу после освобождения (1878 г.) переходит на нелегальное положение, чтобы уйти от надзора полиции. На учредительном съезде «Народной воли» в 1879 году в Липецке избирается в ее Исполнительный комитет и поддерживает принятое съездом решение о подготовке цареубийства. В цареубийстве 1 марта 1881 года непосредственного участия не принимал (только потому, что в этот момент уже не был членом Исполнительного комитета), но стал автором прокламации Исполнительного комитета, выпущенной сразу после преступления. Прожив несколько лет в подполье, в совершенстве изучив искусство пользоваться поддельными документами, все-таки бежал в 1882 году от неминуемого ареста за границу. Использовал свое положение в руководстве партии, чтобы блокировать планы убийства Александра III.

В Женеве в 1882 году у него рождается сын Александр. Сын болеет, требует внимания, а эмиграция дает хотя бы частичную изоляцию от прежней среды общения. В 1886 году, именно в потоке размышлений, связанных с сыном, Тихомиров испытывает внутренний религиозный переворот. Он принимает православную веру, кается и соединяется с Церковью. В 1888 году во Франции он выпускает свою книгу-выстрел (даже целый залп реактивной артиллерии) – «Почему я перестал быть революционером». А в 1889 году присылает Александру III вместе с экземпляром этой книги прошение о помиловании и просьбу дать ему поработать в России на благо монархии (это уже второе письмо Тихомирова к царю: первое было после цареубийства – письмо-ультиматум от имени «Народной воли»). Просьба будет удовлетворена, хотя, к великому огорчению Тихомирова, государственная служба окажется для него навсегда закрыта. Прибыв в Петербург, он почти первым делом идет в Петропавловский собор к гробнице Александра II – молиться и просить прощения.

Упомянутый сын Тихомирова вырастет монахом Тихоном, а потом (в 1920 г.) станет седьмым епископом Кирилловским – городка, выросшего вокруг Кирилло-Белозерского монастыря. Епископство закончится арестом в 1927 году. После трех лет лагерей он освободится, но весь остаток жизни проведет в почти полном затворе в Ярославле – в суровых аскетических трудах и непрестанной Иисусовой молитве. Умрет в 1955 году и будет похоронен сергианами. Боевая подруга молодости Льва Тихомирова, известная народоволка Вера Фигнер писала в 1920-е годы о монашестве любимого сына Тихомирова как о страшном горе, постигшем его семью из-за предательства отца (которое она объясняла, скорее, психическим заболеванием, нежели злонамеренностью).

Отойдя от революционного народничества, Лев Тихомиров не очень изменил своим базовым народническим убеждениям, но теперь они привели его к монархизму. Он, однако, понимал монархию как власть народа, врученную династии или монарху, которую народ может и забрать. Тем не менее, сохраняя идеализированное представление о русском народе, он считал, что монархия – лучшая из возможных для него форм правления. В событиях первой русской революции способность идеализировать народ несколько выгорела. Соответственно, ценность монархии убавилась. Февральскую революцию Тихомиров встретит без особого одобрения, но с облегчением и надеждами. При большевиках он даже получит право на какие-то льготы, положенные бывшим народовольцам, но в эти годы он будет писать художественное произведение – «эсхатологическую фантазию» «В последние дни». Он доживет до 1923 года.

Новоселов тоже не был склонен к сакрализации монархии, особенно если понимать ее как сакрализацию монархов. Этому не способствовало «византийское» (в леонтьевском смысле) восприятие христианства. Священный характер монаршего служения, аналогично служению церковному, в такой «византийской» перспективе означал, скорее, повышение персональных рисков для тех, кто оказавшись на этом служении, проходит его не так, как должно. Как священнослужитель всегда находится под угрозой извержения из сана, так и монарх. Падение российской монархии и с ней всей Российской империи Новоселов считал заслуженным. Он подробно говорил об этом на допросах в ГПУ, не забывая сказать в лицо представителям советской власти, что он считает ее посланной народу для наказания: