Жития святых святителя Димитрия Ростовского. Том II. Февраль
Шрифт:
– Зачем ты задумал все о себе утаить, хотя я несколько раз спрашивал тебя, кто ты и откуда? Зачем ты говорил, что не имеешь ни родителей, ни сродников? И как ты дерзнул приступить к сему святому чину и к сожитию с нами, весь исполненный лести и лжи, как о тебе свидетельствует самое дело? Если бы в начале ты сказал нам правду, то ныне, вопреки твоему желанию, не были бы о тебе откровения. И так, отыди от нас и от всех нас, монашествующих, и возвратись к родившей тебя; от нее, очень сокрушающейся, я третью ночь весьма страдаю.
В то время как игумен так говорил, блаженный Лука, весьма испуганный,
– Нельзя, чадо, теперь тебе не вернуться к матери своей, а после не возбранена тебе будет и жизнь в монастыре; так и сделай, советую тебе, ибо явно, что ее молитва сильна умолить Бога и намного превосходит твою молитву.
Выслушав это, блаженный Лука ничего не возразил против слов игумена; поклонившись ему, он только испросил его молитв и благословения. Итак, хотя он не желал даже и выходить из монастыря, но принужден был отправиться в путь к матери своей, в селение Касторийское.
Войдя в дом, он нашел матерь свою сетующею, но когда она увидела его, то исполнилась радости и умиления, но не тотчас же устремилась к сыну своему, дабы его обнять: как женщина сильная духом и богобоязненная, она прежде всего, возведя очи к Богу и воздев к нему руки свои, вознесла Ему благодарение, что, по Его содейству, она теперь снова приемлет возлюбленного сына своего, которого перед этим лишилась.
– Благословен Господь, – говорила она, – Который услышал молитву мою и не лишает меня милости Своей.
Так Лука, Божиим изволением, возвращен был матери; он служил ей, как сын, и пробыл при ней четыре месяца. Потом блаженный Лука, горя духом к Богу и к безмолвному по Боге житию, снова задумал уйти от матери своей. На этот раз она уже не препятствовала его доброму намерению и не удерживала его от пути, ибо знала, что сыну ее, как и всякому другому, Бога подобает почитать больше, чем родителей.
Итак, святой Лука, сопутствуемый молитвами матери, как добрым вождем, скоро пришел к одной приморской горе, которая называлась Иоанновой; там была церковь во имя святых бессребреников, врачей Космы и Дамиана. Там, устроив себе небольшую келию, он и стал в ней жить по Боге. Какие он здесь подъял труды, борясь с бесами и умерщвляя свою плоть, – об этом подробно нельзя рассказать, однако нельзя и умолчать обо всем; итак, из многого расскажем только несколько, чтобы знать, каков был по житию сей угодник Божий.
У преподобного был один ученик, который соблазнялся о наставнике своем: он думал, что святой лицемерно непрестанно молится. Видя, что он ничем не занимается: ни чтением Божественных книг, ни изучением отеческих творений, ученик этот думал, что наставник его, как человек некнижный и не знающий Божественного Писания, все ночи проводит не в бдении, но во сне и лености. И вот, однажды, поздно ночью, когда старец уже затворил двери своей келии, ученик его сел извне при дверях и, приклонив к ним голову, стал прислушиваться, что старец делает по ночам, – почивает или молится? И, так подслушивая, он оставался при дверях всю ночь до утра. О том же, что он здесь слышал, он после сам передавал. «Слышал я, – говорил он, – как святой, преклонив колена, ударялся головою о землю и с каждым поклоном благоговейно произносил: “Господи, помилуй!” Потом, воспламенившись еще большим усердием к Богу, стал делать более частые поклоны, и еще усерднее взывал: “Господи, помилуй!” И так он молился до тех пор, пока не изнемог телом; но, и упав ниц на землю, он не изнемог духом, ибо и лежа он в молитве взывал к Богу. А потом, восстав, он преклонил свои колена и стал делать то же самое, и в такой молитве провел всю ночь, до самой утренней зари. После этого ученик сей, уверившись в подвигах отца своего, раскаялся в прежнем своем сомнении, и после кончины святого с клятвою исповедовал все это пред другими».
Но преподобный умерщвлял свою плоть не только ночными коленопреклонениями, но и дневными трудами. Он устроил себе небольшой сад и стал сажать там различные деревья и сеять всевозможные семена, – не для потребы своей или продажи, но для изнурения плоти, ибо каждый день до пота лица трудился в саду своем.
А если и бывали плоды от его дерева и семян, он их раздавал приходящим к нему, иногда же, наполнив ими большую корзину, он относил ее на соседние, чужие нивы, и там оставлял ее; так святой Лука питал других трудами своими, сам же пребывал всегда в посте.
Случилось, что в сад его стали приходить олени; одно съедая, а другое попирая ногами, они сильно портили его. Святой отгонял их, но, когда возвращался в келию, они снова приходили туда; и так повторялось несколько раз. Тогда святой, раздосадованный, выйдя к оленям, сказал одному из них, который был больше других, как какому-либо разумному и словесному созданию:
– Зачем вы делаете мне неприятное и разоряете мои труды, между тем как я вас никогда не обижал? Ведь мы рабы единого Господа и создания единого Бога; кроме того – я создан по образу Божию и имею власть над всем творением, ибо Создатель все покорил человеку. Итак, по повелению Господа, не сходи с места, на котором стоишь, но прими достойное наказание.
И лишь только святой это произнес, олень, как бы пораженный какою-либо стрелою, упал на землю и лежал неподвижно, тогда как остальные олени убежали. Случилось увидеть все это ходящим в пустыне охотникам; они с поспешностью подошли к оленю и с радостью уже потащили для заклания свой нечаянный улов. Преподобный же, сжалившись над оленем, сказал им:
– Братия, вы не имеете права взять этого оленя: не вы охотились за ним и не вы уловили его, но подошли уже к пойманному и теперь хотите его заколоть. Вам должно было бы сжалиться над ним, ибо он упал от слабости и теперь лежит, не думая убегать.
Услышав это, охотники оставили оленя, удивляясь милосердию святого. Святой же отпустил оленя целым и здоровым в пустыню.
Будучи столь совершенным по житию иноком, преподобный отец наш Лука еще не был облечен в полный иноческий чин. Но он его весьма желал и прилежно молился Богу, да сподобит Он его сего святого ангельского образа, и молитва его была услышана: он получил желаемое.
Однажды к нему, неизвестно откуда, пришли два старых инока, украшенные честными сединами и святолепными лицами: они говорили, что идут к старому Риму; эти-то иноки, сотворив молитву, и облекли преподобного