Живая душа
Шрифт:
Он подошел к ней, обнял, прижался. Стучало в висках, дышать было нечем, глаза застилало угарной пеленой.
— Плохо без тебя, Митя, — сказала Валентина.
Он пробормотал, не слыша себя:
— Что ж долго не приезжала?.. Зачем так долго, Валь? И без мамы приехала, а обещала с мамой… Валя!..
— Нету мамы, — сказала Валентина. — Умерла мама. Сколько времени-то прошло, Митя… Вон и ты изменился.
С той поры он и начал ездить в город по выходным дням. И все было как прежде — и
— Ну, до следующей субботы? — спрашивала Валентина.
— Конечно, до следующей субботы.
Так и вели счет — от выходного до выходного, а дальше не заглядывали. Все уладится, убеждал себя Томов, все устроится… И не верил.
— Что же делать нам, Валя? — спросил он осенью, когда катера вставали уже на прикол и поездки вот-вот могли прерваться.
— Не знаю, Митя.
— Давай плюнем на все, что было. Или я перееду, или ты. Как скажешь, так и будет, все равно.
— Что-то изменилось, Митя, — помолчав, сказала она. — Ты не чувствуешь? Что-то изменилось в нас. И уже не будет, как раньше. Конечно, надо бы переехать. Тебе или мне, все равно. Только я боюсь, что уже не будет, как прежде.
— Все вернется! — пообещал он упрямо.
— Знаешь, отчего мы поумнели? От горя. Было нам плохо, и мы не выдержали и теперь собираемся поправить. Но ведь люди должны умнеть не от горя, Митя. Я это знаю. Я давно это поняла. От горя плохая наука.
Они сидели на садовой скамейке; ветер драл с тополей обмороженные листья. Пахло кислым угольным дымом из труб. Прозвенели где-то стеклянные позывные «Маяка», донесся дикторский голос: «…на севере Архангельской области и в Коми АССР ожидаются заморозки…»
— Валь!
— Да?
— Ты из-за работы тогда не поехала?
— Из-за нее тоже. Вот сегодня привезли человека, еле жив, а просит, чтобы уколы я делала… Верит, что рука у меня легкая…
— Я понимаю.
— И мать болела, ты же знаешь. Нужны были лекарства, которые трудно достать. Бывший муж выручал, и то не всегда… А отец выпить любит, когда выпьет — скандалит, одну меня слушается.
— Что ж ты не объяснила, Валя? Я бы остался.
— Жалко твою работу было. Ты работяга, Митя, нельзя тебе иначе.
— Валь, я не верю, что нету выхода. Так не бывает.
— Бывает, Митя. Но все равно люди пытаются что-то сделать. Вдруг расхрабрятся, сделают, и отыщется выход.
— Валька, — произнес он, страшась внезапной своей догадки. — Ты надеялась, что я все-таки тебя уговорю? И найду выход и увезу?!
— Надеялась, Митя, — сказала Валентина. — Конечно, надеялась. Разве ты не видел?
Лед на реке издали казался нетронутым, еще крепким, но когда девушка и Томов спустились от лесобиржи на береговую полосу, они увидели на пешеходной тропе зияющие черные следы. Кто-то пытался здесь пройти и глубоко проваливался, и теперь в следах, как в маленьких колодцах, пузырилась густая вода.
И еще было видно, что громадное ледяное поле кое-где уже лопнуло; вдоль трещин льдины приподнялись горбиком. Внезапно на середине реки раздался скрежет, подо льдом зашипело, заскворчало, ближняя трещина на миг разошлась, вспыхнув под солнцем.
Странно, что Томов не испугался, разглядев все это. Он понял, что переходить реку нельзя, но совершенно не испугался. Напротив, какой-то веселый, удалой азарт рождался в нем, и чем больше замечал Томов опасных мест на льду, трещин и подсиненных промоин, тем веселей ему становилось.
Он сам удивился, откуда взялось это настроение. Полчаса назад, дожидаясь автобуса, Томов хандрил, ему было тоскливо, лезла в голову унылая чепуха. А сейчас будто путы скинул, плечи расправил, ощутил себя сильным и озорным… Неужели так взбадривает человека опасность?
Томов повернулся к девушке. На миг ему стало жалко, что не испытает она того, что есть сейчас в нем.
— Не пущу я вас, Зоя Павловна, — сказал он. — Нельзя переходить.
— Ой, а что же нам делать?!
— Сейчас подумаем. Безвыходных положений не бывает. Вот что — вернитесь на лесобиржу. Ищите попутную машину — да они все будут попутные! — до шоссе.
— Да зачем мне в другую-то сторону?!
— Вы слушайте. Там пересядете на автобус до райцентра. Деньги найдутся у вас?
— Нам за практику платят! — обиженно сказала девушка.
— Ну, тогда порядок. Переночуете в аэропорту, есть там вокзальчик такой, с буфетом. А завтра прыгнете на самолет и к обеду окажетесь в городе. Летную погоду я вам гарантирую: вон как солнышко небеса расчищает…
Девушка тряхнула головой:
— Жалко выходной терять! Может, рискнем?
— Ни за что.
— Давайте рискнем, а? Я ни капельки не боюсь!
— Ну-ка, — сказал Томов, — марш на лесобиржу! Отчаянная какая. Бегите, бегите, пока машины не разъехались.
— А вы?
— А я домой вернусь. Я, Зоя Павловна, местный житель, мне и тут хорошо.
Томов подождал, пока девушка поднялась на обрыв. Она оглянулась, он помахал ей рукой. А потом пошел по берегу, ища тонкую доску или жердь. Хлама тут валялось достаточно, и он без труда отыскал подходящую жердь, служившую когда-то рукояткой багра. Она была прочной.
Он еще раз проверил, не заметит ли его девушка. Не надо, чтоб Зоя Павловна брала с него пример. Не на свидание торопится Зоя Павловна, незачем ей рисковать.
Не нужно вам спешить, Зоя Павловна. Придет время, и вы еще побежите по опасному льду. Позовет вас какой-нибудь парнишечка, и побежите вы через реки, через разливы, через лесные пожары. Это время еще наступит. И вот тогда торопитесь, Зоя Павловна, и пусть вас выручают и храбрость, и терпенье, и воля, которую вы так воспитываете в себе…