Живая память. Великая Отечественная: правда о войне. В 3-х томах. Том 3.
Шрифт:
Первым проходит по Красной площади сводный полк Карельского, затем Ленинградского, Прибалтийского, 3-го и 2-го, 1-го Белорусских фронтов… Обходим Красную площадь, и, когда развернулись и пошли к Мавзолею, комок встал в горле. Но вот поступила еле слышно команда. Салютую клинком, держу равнение, пытаюсь за долю секунды выхватить самое главное, увидеть и запомнить как можно больше и на всю жизнь. Стекают по каске капли дождя. Они попадают на лицо, и то ли это дождь, то ли слезы — не поймешь. Сердце бьется учащенно. Волнуюсь, боюсь сбиться с ноги. Но вот уже проходим Мавзолей. Справа — трибуны. Стоят военные атташе зарубежных стран. Щелкают фотоаппаратами. Потом снова ликующие трибуны, аплодисменты. Для нашего полка оркестр играл специально подготовленный марш. И каждому фронту — свой.
Вдруг оркестр смолкает, и величественную тишину разрывает резкая дробь барабанов. На трибунах волнение. Появились 200 воинов, несущих знамена поверженного врага. Они их не несут, а волочат по мокрой брусчатке Красной площади. Лица солдат серьезны, мускулы напряжены. Поравнявшись с Мавзолеем, воины делают резкий поворот направо и с невыразимой ненавистью швыряют свою постылую ношу к подножью Мавзолея.
Древки глухо стучат о камень. Первым падает на мостовую личный штандарт Адольфа Гитлера. Затем штандарты 1-го Кирасирского полка Германской армии, 1-го Драгунского полка, 4-го Гусарского, 9-го конно-пехотного, 10-го Уланского и еще многих других частей, когда-то считавшихся цветом гитлеровской империи, ее славой. Черные, белые, желтые, с позолоченной отделкой и перевитые орденскими лентами знамена, которые некогда реяли над Парижем, Прагой и Афинами, в Белграде, Варшаве и других европейских столицах.
Все громче били барабаны, росла на виду у всей планеты груда поверженных полотнищ со свастикой, с мертвыми оскалами черепов, с потускневшими, словно общипанными орлами.
Бесноватый фюрер начинал войну с шумных победных парадов. Свои «непобедимые» знамена он принес и на нашу землю. Гитлеровские орды донесли их до Москвы, Ленинграда и Сталинграда. Мы видели на орденских лентах полковых штандартов названия наших городов: «Минск», «Киев», «Ростов», «Смоленск». Фашисты несли смерть и порабощение. А теперь знамена гитлеровских войск брошены к сердцу русской земли, повергнуты к ногам великого народа-победителя.
По трибунам проносится шквал аплодисментов — так весной грохочет гроза. Волнами перекатываются по площади «Ура!». Дробно гремят барабаны — громче, громче, громче!
Перед Мавзолеем все растет и растет куча предаваемых позору вражеских знамен.
Человечество никогда не забудет этого момента — вершины торжества миролюбивых советских людей над врагом.
…Все газеты мира писали после об этой, как назвал ее писатель Борис Горбатов, «политической казни фашизма».
Ритуал позора окончен, но на площади еще стоит тишина. Потом снова заиграл оркестр. Парад продолжается. Идут войска Московского гарнизона. Восхищение вызывает славная конница, проходящая на рысях.
Четким шагом, держа равнение на Мавзолей В. И. Ленина, прошли мы по Красной площади. И уже были далеко за Москворецким мостом, когда стала обгонять наши колонны могучая техника, танки, пушки, зенитки, гвардейские минометы «катюши». И на каждой установке, боевой машине звезды — знаки одержанных побед.
Два часа длился торжественный марш воинов-победителей. А сколько переживаний, мыслей, воспоминаний, чувств вместили в себя сто двадцать быстро промчавшихся минут! И остались в памяти на всю жизнь.
Владимир Харитонов. День Победы
НАШ РЕКВИЕМ
НЕЗАБУДКИ
В шинельке драной,
Без обуток
Я помню в поле мертвеца.
Толпа кровавых незабудок
Стояла около лица.
Мертвец лежал недвижно,
Глядя,
Как медлил коршун вдалеке.
И было выколото
«Надя»
На обескровленной руке…
Кэте Кольвиц. Из серии «МАТЬ ЗАЩИЩАЕТ СВОИХ ДЕТЕЙ»
Валентин Мясников. Великая Мать
Говорят, Земля слухом полнится. Недаром, видно, говорят…
Казалось бы, люди, чьи сердца разъела ржавчина, предприняли все для того, чтобы память о Великой Матери навсегда была предана забвению. Трудно поверить, но на протяжении почти полувека им это удавалось. Ничто в поселке Алексеевке города Кинеля даже не намекало на то, что здесь когда-то жила Прасковья Еремеевна Володичкина, что отсюда одного за другим, одного за другим провожала она на фронт своих сыновой, чтобы потом уже не увидеть их никогда. Нет в поселке ни улицы, названной ее именем, ни школы, а их тут две, ни, наконец, хотя бы деревца на крутояре за околицей, куда тайком от других выходила она по утрам на заре выплакать горючие слезы…
Страшно помыслить, но, наверное, так и канула бы Еремеевна бесследно в вечность, если бы в Самаре не приступили к сбору материалов для областной Книги Памяти, куда надлежало внести поименные списки бывших воинов-земляков, в годы Великой Отечественной павших при защите Родины. Тут-то и просочилась скупая информация о том, что в Алексеевке вроде бы жила семья, из которой ушло на фронт девятеро сыновей.
Докатился слух и до меня. Реакция на него была естественной: недоверчиво пожал плечами. Девятеро единокровных братьев-ратников?! Что-то уж слишком невероятное. Информация требовала проверки и подтверждения. В Кинель ушел запрос. Спустя полмесяца поступил ответ.
«Самарскому областному военному комиссару
Копия: председателю рабочей группы областной Книги Памяти
29 декабря 1992 г.
На № 4/2881 от 1.12.92 г. Докладываю, что сведения о женщине, потерявшей на фронтах Великой Отечественной войны девять сыновей, подтвердились…»
Дальше читать я был не в состоянии: глаза, словно в них попали колючки, резало, перехватило дыхание… Поверить в такое я долгое время не мог. Мне казалось это просто невозможным. Какое же воистину вселенское горе пало на долю родителей погибших. Я знаю отцов и матерей, которые, получив похоронку на одного сына или дочь, не выдерживали, сходили в могилу. А тут де-вя-те-ро!