Живая статуя

Якобсон Натали Альбертовна

— Я не самоубийца, — возразил Эдвин, будто прочтя мои мысли.

— Я так и не думал, — смутился я.

— Нет, думали, — в его голосе проступила неожиданная твердость. — Но заверяю вас, я всего лишь отчаянный искатель приключений и не больше.

— Он врет, — шепнул вдруг кто-то мне на ухо. Я коснулся рукой левого уха, потому что его обдало чьим-то жарким дыханием, но следующая фраза прозвучала уже у правой мочки.

— Не верь ему, — посоветовал кто-то, и серебристый смех рассыпался уже где-то вдали, но Эдвин, словно, его и не услышал.

— И все-таки пойдемте ко мне, вы сможете отдохнуть, согреться. Я живу…

— В заброшенно двухэтажном доме, хозяев которого увезли на дознание…

— Он уже не заброшенный, — возразил

я, пытаясь не выказать истинных чувств. Откуда он мог узнать? Он ведь не из наших? Он не друг Августина, он и близко не подходил к инквизиции. Но он все знает, словно прочел об этом в моих мыслях или присутствовал здесь еще полгода назад при шумных и малоприятных, вернее, даже страшных событиях.

Ночь, факелы, арест, мольбы, угрозы, детский плач — все это, как будто промелькнуло в его глазах, сложившись на миг в один фрагмент. В его зрачках отразилось пламя и прошлое, и я не находил слов, чтобы описать все это. Я был потрясен и даже не замечал, что мы идет в гнетущем молчании, и дорогу указываю совсем не я. Эдвин идет впереди и даже раздвигает ветви, чтобы они не задели меня по лицу. Он постоянно оборачивался, как если бы опасался, что я заблужусь или отстану от него. И я не возражал. Пусть проводником будет он. Возможно, он знает этот лес, куда лучше, чем я, и нет здесь такой тропы, по которой бы он не прошелся. Не найдется такого пути, который не был бы им завершен. А вот для меня какой-то путь может оказаться закрытым.

— Почти пришли, — Эдвин отодвинул рукой колючую плетню, освобождая нам дорогу, и не поранился. Не осталось на его коже даже царапинки. А вот за мой рукав зацепилось несколько колючек, и я с трудом сумел отодрать их.

— Подождите, я кое-что потерял, — когда вдалеке уже проступил рельефный силуэт домика с выступающими карнизами и покатой крышей, я вспомнил о потере и испугался, что кто-то может найти и подобрать оброненное ружье. От дома даже издали веяло теплом и уютом, а стоило только оглянуться назад, на замерзший заснеженный лес, и тело пробирала дрожь. Я бы не решился вернуться туда без Эдвина, поэтому и умолял его пойти со мной, не вслух, конечно, а мысленно.

— Я выронил ружье, — сбивчиво пояснил я. — Точнее, его у меня отнял кто-то и бросил в снег.

— Может, вам так только показалось, — он обернулся, и от его взгляда я опять стал безмолвным и рассеянным. Все мысли и доводы вмиг улетучились. Язык не мог шевельнуться, чтобы произносить слова.

— В зарослях очень легко потерять что-то. Стоит только зацепиться за ветку, и вы остались без рукава, — с усмешкой намекнул он, смотря на разодранный колючками лацкан на моем запястье.

Я пробормотал в ответ что-то невразумительное, и сам не понял, что сказал. Надо же, еще ни один человек не действовал на меня так, как Эдвин. В его присутствии я терялся и даже не мог толком объяснить почему. От него исходила какая-то почти ощутимая сила, магнетизм, необъяснимая притягательность. Его взгляд гипнотизировал, а в каждом жесте и выражении, как будто скрывалась тайна. Эту тайну я был не в силах разгадать и мучался из-за этого. Необъяснимое всегда манит нас. Интерес к не расследованным событиям так и не угасает, именно из-за их недоступности. Можно, сколько угодно, мучаться вопросом, а как было на самом деле, а что произошло, какой в этом был смысл, и при этом осознавать, что за всю жизнь так можешь и не узнать о самом главном.

— И все-таки мне нужно вернуться за ружьем, — стал настаивать я.

— Вы можете его уже не найти или столкнуться с другим хищником. Кроме волков, в чаще полно и других… зверей, — он пожал плечами, давая понять, что воспринимает наше расставание, как неизбежное, но я не хотел расставаться с ним так быстро.

— Вот, возьмите ключ от дома и можете смело занимать комнаты на втором этаже, сам я расположился на первом. Если все-таки понадобятся бинты, то аптечка в моем сундуке, — я достал из кармана всю связку ключей и протянул ему. Это был знак, что я всецело

ему доверяю, необычный, как показалось, не только для меня, но и для него. Эдвин, видимо, не привык ни к доверию, ни к надежности каких-либо взаимоотношений. Он вытянул руку, но минуту медлил, прежде чем взять ключи, как если бы его шокировало уже то обстоятельство, что кто-то предлагает ему такой примитивный метод вторжения в чужое жилище. Он, как будто хотел сказать «мне не нужен ключ, чтобы отворить дверь и войти в дом».

Так зачем же вообще изобрели ключи, мысленно вздохнул я, и ощутил легкое прикосновение пальцев Эдвина. Связка исчезла с моей ладони.

— Помните, второй этаж, двери заперты, но если поискать, то там есть спальня, кровати и камин, который можно растопить, — проинструктировал я, удивляясь собственной дотошности. — Поленница внизу, перед домом.

Еще чуть-чуть, и я, наверное, пообещаю заботиться о пропитании для нас обоих. Я поскорее зашагал обратно в лес, чтобы не услышать позади издевательский смех маркиза, если он все-таки засмеется над моей глупостью.

Я даже не успел припрятать начатый дневник и, тем не менее, пустил Эдвина одного осматривать мой дом. Неужели я настолько ему доверял? А, может, я просто был сбит с толку его неуловимым, изысканным очарованием.

Что за день? Столько непредусмотренных сложностей. Похоже, визит в поместье де Вильеров придется отложить.

Я быстро вернулся к тому месту, где обронил ружье. Но ружья, естественно, не нашел. А ведь оно лежала где-то здесь, в снегу. Не мог же кто-то из лесных зверей утащить его. Метель тоже была слабой. Сильно припорошить снегом тяжелый предмет она не могла. Значит, все-таки, в чаще был, кроме нас, еще один человек. Тот, кто сорвал ружье с моего плеча.

Только вот, если и остались на снегу его следы, то их уже успело занести снегом. Я двинулся вперед наугад, сам не зная зачем. Разве смогу я застать вора спустя столько времени. Запах волчьей шерсти и крови щекотал ноздри. Я вышел на поляну. На снегу здесь все еще сохранились уже слабо различимые алые пятна, но туши убитого зверя уже не было. Кто-то унес и ее. Хотя такой поступок казался бессмысленным. Кому нужен труп волка. Разве только кто-то захотел подбить серым мехом свою одежду.

Эдвин предупреждал, чтобы я не ходил дальше этой поляны, но мне почему-то очень сильно захотелось нарушить его запрет, как только я снова ступил сюда. Меня тянуло вперед с такой силой, будто кто-то звал меня из зарослей. И мне было все равно, что я могу не вернуться, если последую на этот призрачный зов.

Заросли хвойных деревьев, словно сами расступались, освобождая узкую тропу. Колкие мохнатые ветви расходились в стороны. Мне удавалось продраться вперед, не изранившись о вечнозеленые иголки елей.

Елок вокруг становилось все больше, густых и высоких, словно специально предназначенных для рождественского праздника, правда, уже минувшего. И все же мне показалось, что одна ель впереди ярко сияет огнями, стеклянными шариками и мишурой. Должно быть, это мое собственное воспоминание о последнем рождестве в кругу семьи. Я хотел направиться к той ели впереди, но споткнулся обо что-то и вынужден был ухватиться за ближайшее дерево, чтобы не упасть. Однако вместо веток моя рука скользнула по чему-то холодному и гладкому. Стена! Прежде, чем я успел сообразить, это каменная кладка, она уже выскользнула из-под пальцев. Моя рука нащупала пустоту.

— Пусть войдет! — снисходительно шепнул чей-то голос, и меня подтолкнули вперед. Я, явно, ощутил толчок, хотя знал, что за мной никто не стоит. Впереди, наверное, находился какой-то лаз или потайной ход, мне уже доводилось сталкиваться с подобными ухищрениями в здании инквизиции, поэтому я ничуть не удивился, оказавшись вдруг в темном, озаренном светом то ли факелов, то ли свечей помещении.

Стена сомкнулась за мной, и кто-то хихикнул.

— Ну вот, ты был прав, Эдвин, — шепнул я сам себе. — Но теперь уже поздно поворачивать назад, я переступил порог.