Живая вода времени (сборник)
Шрифт:
В незримых снах
Я вижу незримые сны.
Пусть бесится время слепое.
И пенье погибшей волны
Я слышу в дыханье прибоя.
В нездешних, серебряных снах
Я душу спасти не пытаюсь.
В снегах, как в горящих стогах,
От страстной любви задыхаюсь.
Но вечность со мной до конца!
И нет мне спасенья со всеми.
И пусть разбивает сердца
Слепое, неловкое время.
Недвижна незримая высь
В земной и в небесной Отчизне.
И вечность огромней, чем жизнь,
И, может, бессмертнее жизни.
Я вижу незримые сны, —
И бесится время слепое.
Но пенье погибшей волны
Все явственней в
Ночное одиночество
Сердце, словно валенок в пыли,
А душа, как рыба в липкой тине.
Слава Богу, жители Земли
Позабыли обо мне, кретине.
Позабыли на два, на три дня.
И за эту милость, слава Богу!
И во тьме, как ангел из огня,
Выхожу один я на дорогу.
Ухожу в туман родных равнин,
В темный знак вопроса обращаюсь.
В никуда бреду совсем один,
Но домой с любовью возвращаюсь.
Это все – незримый, чудный сон.
Это все – мечта моя глухая,
На отшибе сгинувших времен,
У ворот потерянного рая.
Это все – в незримом далеке!
И один, во тьме безумных истин, —
Весь я, точно палец на курке,
Эй, не подходи ко мне на выстрел!..
Я все время моложе других,
Даже тех, что ушли молодыми.
Я не слышу себя средь глухих,
И внимаю молчанью с немыми.
Обращаю мгновенья в года,
И года обращаю в мгновенья.
И заветная гаснет звезда
В темном омуте стихотворенья.
Но не мыслю себя без любви,
Без единых заветных мгновений,
От земли отрываясь в крови,
Как дитя одиноких растений.
Ничего вспоминать не хочу,
Забываю, как сон, свое имя.
Будто равный, с немыми молчу,
Говорю, будто равный, с глухими.
Распахнут мир во все концы, —
И нет пределов совершенству.
Ничтожны мира мудрецы
В бесплодных поисках блаженства.
А все пытают смыслом – жизнь —
Пред бездной вечного забвенья.
Но смысл, увы, давно не смысл, —
И разум – недоразуменье!..
Из английской жизни
Он называл ее женой.
Теперь, увы, зовет сестрой,
Сестрой немилосердия.
Но братом ей не станет он.
Любовь былая, будто сон, —
И нет во сне спасенья.
И нет спасенья никому, —
Кто обращает свет во тьму
В безумье обладанья.
Молчание – не тишина.
Любовь молчанью не нужна!
И ни к чему рыданья.
Грядущее
Все скупее земные желанья,
И напрасно галдит воронье.
Отступают пустые мечтанья,
И ничтожно неверье мое.
И внимает душа настоящему,
И грядущие сны далеки.
И уносятся листья скользящие
По теченью осенней реки.
Может, сбудется самое лучшее!
Но бессчетно сжирая года,
Никогда не наступит грядущее.
НИКОГДА! НИКОГДА! НИКОГДА!..
В июльских дождях
Пролетел легкокрылый июнь,
Где мы были навек молодыми.
Стало время седым, будто лунь,
И мгновения стали седыми.
Мы угрюмо молчим о своем,
Будто в бездну на миг заглянули.
Как слепые по травам бредем
За слепыми дождями июня.
Но бессрочный июнь впереди,
И мгновенья без убыли света.
И прозреют слепые дожди
На околице вечного лета.
Презрев пустое время,
Судьба дает отсрочку.
Но медленно и верно
Я обращаюсь в точку.
И все ж еще поется!
И в даль иду по росам.
И пусть в лицо смеется
Огромный знак вопроса.
Я вечен в невозможном,
Где рай не помнит ада!
Где никому не должен,
Где ничего не надо.
Памяти Селинджера
Кто-то верит безумию зла,
И не ждет всепрощенья от Бога.
И поет золотая игла
В черном пепле сгоревшего стога.
Кто-то верит безумию лжи,
Кто-то правде не верит в безумье.
И над пропастью бродят во ржи
Одинокие звери безлунья.
Я могу эту жизнь позабыть
За оградою вечного сада.
Я могу сам себя повторить,
Но любви повторенья не надо.
Что мне тайная пропасть во ржи?!
Что мне темная зависть безумья?!
Коль привольно в потемках души
Одинокому зверю безлунья.
Все темней этой жизни стезя.
Напролет в темном поле ни зги.
Умирают до срока друзья.
И бессрочно плодятся враги.
И плодится завистное зло.
И в стогу задохнулась игла.
А кому-то опять повезло:
Он поверил в безумие зла.
Этот мир повредился в уме, —
И безумье выходит на круг.
И друзья затерялись во тьме,
И друзьям я сегодня – не друг.
И молчу я один без огня.
Опрокинулась ночь, как овраг.
И врагов нынче нет у меня,
Ибо я – сам себе – главный враг.
«Бессмертному»
Бессмертье заплутало где-то,
А смерть, увы, свое берет.
Вот тот умрет! И тот!.. И этот!..
Но этот?! Этот не умрет.
Ему до Бога нету дела
В потемках дьявольских времен.
Его душа давно истлела,
И смерть, как жизнь, обманет он.
Он – царь-упырь! Он призрак века.
Главарь уродов и калек.
И нет его как человека,
Для Бога он – не человек.
В стакане чайном роза сохнет.
А этот?! Этот не умрет!
Он не умрет! Он только сдохнет!..
Но жидкий чай, давясь, допьет.
Вечный свет
1
Вдруг кажется, что зло не превозмочь,
И сгинуло бессмертье в бесконечном.
Но свет рождает неземная ночь,
И, слава Богу, эта ночь не вечна.
2
Вдруг кажется: не эта жизнь прошла!
Вдруг кажется: нет смысла в невозможном.
Но вечен свет, как Божия душа,
Но вечен свет, он дышит Духом Божьим.
3
И вновь Господь дает любовь сполна,
Намного больше, чем мы жаждем сами.
И ничего, что ночь еще темна,
Что пустота за нами – и пред нами.
Владимир Гусев
Игра в войну
Год, примерно, сорок седьмой. Год как год. Что вы знаете об этом годе?..
Мы играем в шахматы.
«Играют» двое, а остальные, естественно, «подтыривают». Подтыривать запрещается, но… Так что по сути играют все.
Действие происходит на скамеечке «у серого дома». Это термин. Наш двор, составляющий некое государство в городе (тоже термин), делится на сферы под названиями «хоздвор», «столовая», «тир», «химфак», «известковая яма», «огороды», «больница» (развалина), «те развалины, воронки», «те развалины, за общежитием», «те ворота» и так далее. «Серый дом» – один из центров. Здесь и сам я жил «до войны», здесь живут «наши пацаны». Это двухэтажный флигель с покатой крышей – торчат грани; тогда он казался нам большим, во-первых, из-за того, что собственно большие по тем временам дома были все разрушены (если и остались «коробки», то это не в счет) и не с чем было сравнивать, а во-вторых, мы сами были малы.