Живи и ошибайся

Соловей Дмитрий

Мне была поставлена задача фиксировать голову и всячески помогать. Выяснив, какой именно зуб болит(там не один был с дыркой), Алексей подождал, пока подействует укол. Потом обхватил клещами (интересно, для чего они изначально предназначались?) больной зуб и начал его раскачивать, не рискнув сразу выдирать.

— Как же их рвут? — недоумевал Лёшка. — Крепко сидит. Я ощущаю себя не то маньяком, не то садистом.

— Осторожнее, — подал я голос. — Не дай бог, корень останется. Мы ж его не вытащим.

И тут — «хряк!», и зуб оказался в клещах вместе с корнем.

Кровищи было много. Повезло, что Куроедов был в отключке. Я ему тампон в рот вставил и полотенцем подвязал, чтобы не стекало на шею.

— Нормалёк, — похвалил сам себя Лёшка, разглядывая трофей, потом и меня попытался подбодрить.

Историю про вставные челюсти он частично услышал и решил рассказать случай из жизни. Всё равно Куроедов спит и придётся ждать его пробуждения.

— Задержался на работе после ночного выступления, — начал Алексей историю. — Пришлось грузы принимать, на склад таскать. Домой возвращался уже засветло. В такое время троллейбусы ещё полупустые. Прошёл на заднюю площадку, встал у окна, а сам весь такой упахавшийся, в голове сумбур после бессонной ночи. Вдруг вижу — по проходу между кресел челюсть с зубами скачет. Ну, думаю, совсем заработался…

— Глюки? — усмехнулся я. — Или дети шутили?

— Не… Бабушка — божий одуванчик впереди села на сиденье, которое развёрнуто против движения. Чего-то ей вставные зубы мешать стали. Вынула их, в платочек завернула и задремала. Да и уронила челюсть, которая поскакала по троллейбусу.

Невольно я хохотнул и покосился на Куроедова. Тот еще не пришёл в себя, но надеюсь, дантист из Лёшки неплохой получился.

Глава 20

Петя продолжал изображать из себя больного до середины лета. Приезжали приставы, стряпчий, двоюродная тётка и дальняя родня со стороны Африкана Богдановича.

Почему приезжали к нам? Так это я Петра настропалил. Расписал, как его, молодого неопытного парня, могут обвести вокруг пальца и он останется ни с чем. А тут мы с Алексеем проследим, поможем, не дадим отсудить наследство. Мы действительно были заинтересованы в том, чтобы эти деревни остались у Пети. Пусть он их проиграет в карты, зато у нас появится возможность выкупить самим. Отчего-то я понадеялся, что сразу столько потратить парень не сможет и у нас есть время скопить деньги.

Змей-искуситель в виде Алексея капал Петру на мозги, что такому знающему и азартному человеку можно самому настольные игры придумывать и продавать, да с золоченными буковками, да рисунками известных художников! Это Лёшка, конечно, загнул. Петя мог рассчитывать разве что на картинки от Йохана, и не более того.

В общем, Петю мы у себя придержали. Он мне тоже стал родственником, потому я имел право вмешиваться в его судьбу.

Остальную родню озвученное завещание никак не устраивало. Африкан Богданович оставил очень размытые повеления. В случае, если у Лизы родится сын, то всё отходило внуку. Похвистнев не рассчитывал на скорую смерть, считал, что время у него ещё есть, и ждал внуков. Если внука мужского пола на момент его смерти

не будет, то всё наследовала Мария Фёдоровна, и никто более! Дочери Африкан Богданович ничего не оставлял. Возможно, рассчитывал переписать завещание позже, но не успел.

Дальше ещё интереснее. Тёща, по неизвестной мне причине, оставила завещание не в пользу Лизы, а любимому племяннику — Пете. Не то чтобы это совсем сюрприз. Сейчас так принято, что наследником первой очереди выбирают особь мужского пола.

Вроде всё чётко и понятно, но всякие левые тётки со стороны Похвистневых и их дети, как раз мужского пола, стали протестовать и подали в суд. Приставы опрашивали меня, Алексея, батюшку и дворовых крестьян, чтобы удостовериться в том, что Похвистнев умер раньше жены.

Ко мне даже приезжал какой-то вёрткий типчик и предлагал аж целых триста рублей за свидетельство о том, что Мария Фёдоровна скончалась раньше. Чуть с лестницы его не спустил. Заодно Петю попугал неясными перспективами. Парень ещё больше уверовал, что возвращаться в поместье Похвистневых не стоит, а из-за карантина в Петербург он при всём желании не попадёт. Лёшка от лица Пети поехал раздавать указания по деревням и озадачивать управляющего покупками продовольствия с учётом голодной зимы.

Лиза возмущалась вероломством родни и всячески нас поддерживала, хотя и не понимала отчего такая забота о чужих мужиках.

Да! Куроедов снова отличился. Нет, он не заболел, а, напротив, уехал к себе живой-здоровый, оставив нам немца-художника. Оказалось, Куроедову благодарность не чужда. За своё спасение он мне деревеньку в подарок отписал! Теперь Верхняя Михайловка, которая за лесом, тоже в моих владениях. Вот так постепенно обрастаю землями. Хлопот это прибавило, но мы надеялись, что через пару лет всё придет в норму.

К нашему большому изумлению, Куроедов оказался неплохим хозяином. При всех его закидонах мужики в Верхней Михайловке забитыми не были. А уж кузнец с сыновьями вообще выше всяких похвал. Это у меня в имении кузнец Матвей только и может, что подковы для лошадей выковать, а Куроедовские кузнецы Ивановы имели хорошие профессиональные навыки. У них там целый клан умельцев. Вторая семья, тоже из Ивановых, специализировалась на изготовлении телег, делая отличные колёса (а родственник-кузнец их железом обшивал). Я было удивился, что таких специалистов мне подарили вместе с деревней, но Алексей узнал, что это не единственные холопы Куроедова с подобными умениями.

— Нужно их озадачить изготовлением тележек и тачек для стройки, — решил я. — Заплатить деньгами, пусть сами себе припасы на зиму покупают.

Мужиков Похвистневых тоже предупредили, что отхожий промысел приветствуется и у меня много работы для всех желающих. В Александровке только и успевали поднимать брёвна, сплавляемые по реке. Часть увозили в Перовку, что-то в сторону будущего конезавода, что-то в Несмеяновку. Для сахарного завода пока заложили фундамент. Поставим рядом деревянное подсобное помещение из брёвен. После переоборудуем его под склады, а пока это и будет завод.