Живи и ошибайся
Шрифт:
Зимний Петербург, да еще первой трети девятнадцатого века, произвел двойственное впечатление. С одной стороны, убогость, но на фоне того, что мы видели по пути в столицу — просто шикарно! Дома высокие, проспекты ровные. Обоз пришлось разделить. Мы с двумя повозками и каретой остановились в «Большой гостинице Париж», сани с возчиками остались на постоялом дворе.
Вселились мы в ту гостиницу, можно сказать, нахрапом. Если бы не совет Куроедова написать заранее письмо, то фиг бы нас пустили и предоставили место. Это же центр города, где-то здесь будет стоять Исаакиевский собор.
Но дела нужно делать, а не радоваться прибытию в столицу. Какие-то знакомства у сыновей Дмитрия Николаевича имелись. Благодаря им мы прошлись по купцам, показали товар, огласили цены. Неделю потратили на знакомства. Потом договорились с купцом первой гильдии господином Гавриловым об аренде места в его бакалейном магазине. Купец в популярности товара не сомневался, хотя его смущала отпускная цена.
С трудом сошлись на том, что десять дней он даёт нам на то, чтобы раскрутить товар. Если не получится, то мы ему продаем за половину той стоимости, которую ставили изначально.
— Жмот и куркуль! — возмущался Лёшка купцом на выходе из магазина.
— Давай плакаты крепить, деньги не для того уплачены, — подбодрил я его.
— Афишные тумбы еще не изобрели, может, подать такую идею градоначальнику? — осмотрелся друг по сторонам.
— Оно нам надо? — спросил я, продолжая намазывать лист клейстером для крепления его к столбу.
Специальный штамп-разрешение у наших плакатов имелся, но поручать такое дело кому-то мы не стали. Всё равно пришлось бы объяснять, где хотим видеть рекламу. Так что проще всё проделать самим. В «Санкт-Петербургских ведомостях» статьи и объявления уже заказали. Теперь только адрес назвать, где все перечисленные диковинки можно купить и дать отмашку на размещение рекламы.
Плакат немец рисовал под нашим чутким руководством, и получился он не только информативным, но и интересным. Я категорически отмёл в тексте все эти вензеля и красивости. За ними теряется сама суть описания. Буквы были строгими и немного необычными для этого времени. Да и сам рисунок выглядел нестандартным: крупный план, совочка с кусковым сахаром, лоточки с цветной карамелью, рахат-лукум, нуга.
Мы и на краски не поскупились, чтобы ксилография получилась яркой и красочной. Такой же плакат Гаврилов согласился прикрепить внутри бакалейного магазина. Ещё у нас осталось пять листков, и мы собирались по ходу дела решить, где и как лучше их разместить, чтобы никто не придрался и не сорвал афишу. Её и просто так могли снять, поскольку картинка красивая. Для бедняков забава, а нам убытки.
Закрепив лист, мы на какое-то время задержались. Пусть присохнет, тогда никакие шутники сразу не сорвут, потому за теми, кто стал подходить и читать, мы бдительно следили. Особенно долго один молодчик крутился и разглядывал.
— Не балуй, — подал голос Лёшка, когда парень поколупал пальцем изображение.
— Да я хотел посмотреть на графику, — ответил он нам. — Господа, а вы пробовали сей сахар и сласти? Неужто лучше европейского?
— Гораздо лучше, и ассортимент разнообразнее, — заверил я и выудил из кармана кулёк с леденцами, припасённый как раз на такой случай.
Парень попробовал и зажмурился от удовольствия.
— Дорого поди? — поинтересовался он.
— Студент? — уточнил Лёшка, подразумевая род деятельности незнакомца.
— Тыранов Алексей Васильевич, выпускник императорской академии художеств. Получил золотую медаль 1-го достоинства, — представился и одновременно похвастался парень.
На это заявление мы никак не отреагировали. Фамилии такого художника я никогда не слышал, но золотую медаль наверняка не просто так давали. Тоже представились. Скромненько. Медалей у нас нет, а успехи в сельском хозяйстве незначительные.
— А не перекусить ли нам и не познакомиться поближе? Угощаю, — неожиданно предложил Алексей. — Плакатики потом доклеем.
Художник, как и положено их брату, был голодный и не отказался от бесплатного угощения. К тому же он уже понял, что тот сахар, изображённый на рекламном листке, нам и принадлежит. Не иначе захотел ещё угоститься лакомством.
Выбранный нами трактир поблизости оказался вполне приличным. Или при свечах мы помещение толком не разглядели? Намаялся я за время путешествия из еды то волосы вылавливать, то шерсть животных. Оно, конечно, при плохом освещении несильно видно, но во рту ощущается. Особенно если волос женский и длинный, бе-е-е…
Тёзка моего друга наворачивал закуски, не разбираясь, что там было в начинке пирогов. Явно парень оголодал. Свою медаль он получил три года назад. Поскольку был вольным слушателем академии, то особых привилегий не получил. Даже то, что он поступал по личному ходатайству Венецианова, не особо повлияло.
— С Алексеем Гавриловичем я познакомился, когда писал с братом образа в Николо-Теребенском монастыре, — рассказывал парень о своём учителе Венецианове. — Он меня в свою художественною школу пригласил.
После окончания курса академии Тыранов получил денежное пособие от Общества поощрения художников и даже что-то выставлял на продажу в магазине Общества, но не особо успешно.
— Я ведь перспективник, — продолжал нахваливать себя парень. — Мне за «Внутренний вид церкви Зимнего дворца» золотую медаль и дали. А вы читали в газетах про «Последний день Помпеи» Карла Брюллова? — сменил он тему беседы.
— Не довелось пока, — осторожно ответил я.
— Ну что вы! Об этом весь Петербург говорит! — возмутился художник и вывалил на нас ворох информации на эту тему.
В Европе картина произвела настоящую сенсацию, но в России её ещё не видели. Только гравюры в газетах и описание сюжета. Доставят полотно на корабле к лету, всё художественное сообщество ждёт с нетерпением это событие.
С Тырановым мы вскоре распрощались, но договорились встретиться на следующий день. Лёшка хотел посмотреть его картины и, может, что-то купить. Зачем именно, я не понял.
— Давай его к нам пригласим, пусть картины пишет, а мы купим, — продолжал гнуть своё Алексей.