Живи!

Данихнов Владимир Борисович

Жоржи не откликался.

— Сбежал, и ладно, — подытожил Ярослав. — Ну кому он нужен? Кому? Предатель.

— Легко человека за глаза бранить, — упрекнула мужчин проходившая мимо Лидия. — Йозеф-то работник хоть куда был, не то, что некоторые. Считайте, — Лидия начала загибать пальцы, — два флигеля при нем отстроили, забор вон высоченный, ров…

— Ишь, заступница выискалась, — хмыкнул Кори. — Твое дело маленькое, бабское, — обед варить, белье стирать. Ты к нам не лезь, мы ж тебя стряпне не учим.

— И не надо! — обиделась женщина. — Чайник-то, поди, вскипятить не сумеешь.

«Предателя» нашли случайно: дом собирались протопить пожарче, от сырости, и Ярослав, таскавший дрова из поленницы, обратил внимание на кружащих за забором ворон. «И мост-то не поднят», — удивился запоздало. Он подошел к мостику, обеспокоенно присмотрелся к вороньему скопищу. «Корова, что ли? — подумалось. — Чья?»

— А ну! — замахнулся свободной рукой. Вороны, тяжело хлопая крыльями, снялись с места.

Йозеф лежал в раскисшей грязи, скрючившийся, невзрачный. С простреленной насквозь грудью. Вороны, сбившись в черно-серую стаю, хрипло каркали поодаль — чуяли, разбойницы, что лакомый кус ускользает прямо из-под носа.

Ярик выронил березовые чурки, и они с чавканьем погрузились в разлившуюся во рве жижу. Опомнясь, побежал в дом — звать на помощь.

К мостику двинулись толпой, замерли, впившись взглядами в обезображенное тело: птицы всё-таки успели расклевать «завхозу» лицо.

— Что делать-то теперь? — растерянно произнес Матеуш.

— Хоронить… э-эх… — вздохнул, дергая себя за ус, Томах.

Остальные подавленно молчали.

* * *

После, на совете, спорили до хрипоты, решая, как жить дальше. И что важнее в первую очередь — готовиться к обороне или, собрав окрестный люд, броситься в погоню. Все поглядывали на Жоржи, ждали, что скажет. Старшой, как-никак. Тот хмурился, думал о чем-то своем. Потом положил руку на плечо Томаху.

— Его слушайте, — сказал. — Оставляю главным.

— А… ты?.. — озадаченно заморгал Ярик.

— Ты-то куда? — удивился Петер.

Жоржи пожевал губами, запустил пальцы в густые курчавые волосы. Лицо его напоминало резную деревянную маску: глубокие морщины на лбу, отчетливая носогубная складка. Темные, запавшие глаза; казалось, они сделаны из камня.

— В Миргород поеду, — бросил угрюмо. — Попробую разыскать Влада, если этот… эта сволочь не успеет раньше.

В комнате стало тихо-тихо. За окном шебуршал дождь, размывая невысокий холмик на могиле низенького плешивого «завхоза». Бывшего «завхоза». Люди не плакали, вместо них плакало небо. Извечный наемный плакальщик, небо одинаково жалело всех, кто имел несчастье родиться под его горбатым сводом. Может быть, завтра небо улыбнется ярким, но уже негреющим осенним солнцем. Улыбнется и жертвам, и их убийцам. Холодно и отстраненно. Небу нет дела до людей, до их ссор, дрязг и размолвок.

— Я с тобой, — набычившись, буркнул Кори и твердо взглянул Жоржи в глаза. В злые, ненавидящие глаза добряка-Жоржи.

Первая героическая глава

Живите, люди!

В'oроны сопровождают меня, Савелия Пончикова, повсюду. По крайней мере, так происходит обычно. Но не сегодня. Сегодня ко мне явилась голубка, она уселась на оцепеневшего ангела во дворе и долго клевала ему глаз. Я сходил в подсобку за метлой, чтобы прогнать голубку, но когда вернулся, ее уже не было. Рядом с ангелом сидела красивая седая девушка в белом платье. Та самая, что подошла ко мне в кафе и начала расспрашивать, с какой я планеты. Сначала я не разобрался, что это именно она, даже замахнулся метлой.

— Забыл уже? — Девушка по-особому взглянула на меня, и я замер. — А себя — вспомнил?

Я отложил метлу в сторону.

— Я месяц проторчал в кутузке на хлебе и воде. Там только и думаешь, как бы выжить, на другое мыслей не остается.

— Тюрьмой заведует Бог. Ты не знаешь, с какой он планеты?

Я присел возле девушки на корточки, снял куртку и накинул ей на плечи:

— Пойдем ко мне? На улице холодно.

Она помотала головой:

— Мне здесь нравится. Скоро наступит весна, должна она когда-нибудь наступить? Ангелы оттают, Бог подобреет.

— Не думаю.

— Что ангелы оттают?

Я пожал плечами. Она обхватила колени руками и долго молчала.

— Я с планеты Земля, а ты… не знаю. Ты врал, что с Венеры… это неправда. Нас что-то объединяет, Савелий. Мы оба сошли с ума, мы — душевнобольные. Наши души больны, Савелий. Но я многое помню, а ты заставил себя забыть.

— Откуда ты меня знаешь?

— Не догадываешься?

— Нет.

— Меня зовут Марийка. Приятно познакомиться.

Я вспомнил о письме.

— Так ты Марийка? Кажется, я встречал тебя где-то еще.

Она засмеялась:

— Я тоже видела тебя где-то еще. Тебя, Савелий, где-то еще видели все. Впрочем, мы встречались и здесь. До того, как ты забыл себя.

— Не помню.

— Ну еще бы.

Она ткнула пальцем в глаз ангелу.

— Как думаешь, куда попадают сумасшедшие? В рай или ад?

— За территорией моего двора бродит Бог, в которого я не верю, хоть и побывал в кутузке. Значит, мы в раю. И тут холодно, кстати. Разве может быть холодно в аду?

— Конечно, ты прав… — Марийка коснулась моей небритой щеки кончиками пальцев. — Сава, давай уйдем. Зачем тебе игра? Брось ее. Уйдем. Только ты и я.

— Куда?

— Не знаю. Куда-нибудь подальше: от Бога… от людей.

— Почему ты выбрала именно меня? Я — простой дворник.

— Всё очень банально: потому что ненавидела тебя когда-то. Тебя и каждого, кто с тобой связан. И я знаю, почему ты выбрал меня: я похожа на Брылю, твою бывшую. — Она горько усмехнулась. — Не внешне, а по характеру. Ты сам так сказал.

Я задумался.

— Кажется, припоминаю. Но ведь это просто игра, так?

— Для нас: меня, брата, моего бывшего жениха Филиппа и всех остальных там, на Земле, это не было игрой.