Живи
Шрифт:
Вечность тоже преходяща!
Скандал
Как я и предполагал, мое предложение провести массовое испытание моих протезов и на этой основе усовершенствовать их было скоро забыто как в нашей дирекции, так и в райкоме партии. Но Гробовой, будучи уверен в том, что я уже и без этого испытания сделал какое-то важное изобретение, не отказался от своего намерения выведать его. Поскольку от него и его сообщников можно было ожидать любых пакостей, мне пришлось спрятать мои новые протезы и передвигаться на старых, которые я предлагал принять за опытный образец и пустить в массовое испытание. Мои новые протезы я разобрал, сложил в чемодан и отнес к Слепому, сказав, что тут у меня — ценные вещи, которые я не хотел бы держать дома.
Разумность моего решения скоро
Комиссия решила пересмотреть свое решение насчет допуска меня к работе испытателя. Я, однако, сам написал заявление в дирекцию о том, что в сложившейся ситуации отказываюсь от работы испытателя. Меня вызвали в партийное бюро. Секретарь партбюро сказал, что считает мое поведение недостойным члена партии. Я пригрозил написать письмо в ЦК КПСС обо всем, что творится у нас в комбинате. Он сбавил тон, попросил «не разводить склоку в коллективе», пообещал «принять решительные меры к тому, чтобы нормализовать обстановку». Я не стал слушать его демагогию до конца и ушел, хлопнув дверью так, что она чуть не слетела с петель.
В день получки я обнаружил, что испытательскую надбавку к зарплате мне все-таки выплатили. Я спорить не стал.
Но, как говорится, нет худа без добра. Я заметил, что мои усовершенствования старых протезов были излишне сложными и имели свои недостатки. Оказывается, в моих старых протезах достаточно сделать незначительные изменения, чтобы они стали лучше новых. И никакой Гробовой теперь не сможет разгадать их секрет.
Кто виноват
Негодование в комбинате по поводу моей истории было необычайное. Многие требовали предать факт гласности. Но начальство решило «не поднимать шум из-за пустяка». Тем более и мое поведение нельзя считать партийно правильным. Ко мне в кабинет зашел Социолух. Он усмотрел в моей истории проявление «глубоких пороков коммунизма».
— Нельзя во всем винить наш социальный строй, — сказал я. — Во многом виноваты обстоятельства и мы сами.
— Верно, — согласился он. — Но кто несет ответственность за «Атом» и за твою инвалидность? Кто повинен в том, что тебе не дают реализовать твое изобретение? Почему такие ничтожества, как Гробовой, вылезают наверх? Почему так жалок наш бытовой уровень?
— Согласен! Но ведь жизнь есть борьба за существование. Выживает наиболее ловкий и удачливый. Во всякой социальной системе есть свои несправедливости.
— Мне наплевать на другие системы. У меня есть мои личные счеты с нашей. Если и в других системах полно подлостей, это не извиняет подлости нашей.
— Странно, что и у тебя конфликт с системой…
— Мой конфликт может быть глубже, чем твой и Чернова. Я здоров, полон сил. Кто знает, может быть, наша система убивает во мне потенциального великого человека.
— Ты сочинил что-то?
— Кое-что.
— Пусти в «самиздат». Или напечатай на Западе.
— Время «самиздата» прошло. А на Западе то, что надумал я, не напечатают. Положение
— Так, может быть, вообще не стоит ничего изобретать и открывать? Жить спокойнее.
— Ты мог бы жить без твоих изобретений?
— Нет.
— Вот и я не могу не думать над своей теорией. Я рожден для нее.
Моя ошибка
В самом начале моей сознательной жизни я сделал ошибку. Я думал, что достаточно будет сделать какое-то открытие или изобретение, как люди сами оценят его по достоинству и воздадут мне за это должное. Я подчинил этому всю свою жизнь. Отказывал себе во всем. Все силы свои отдавал тому, чтобы возвыситься над массой людей за счет трудолюбия, способностей, творчества. Я был не настолько глуп, чтобы не видеть реальности, — того, что в реальности люди оценивают не столько настоящие открытия и изобретения, сколько кажущиеся, но удобные и подходящие для их привычных представлений или, наоборот, для сенсаций. Я также многократно замечал, что признание открытия или изобретения зависит не столько от того, кто его сделал, сколько от тех, кто обладает властью и средствами признать или не признать факт открытия или изобретения. От них зависит и конкретная форма признания. И все же я делал лично для себя исключение. Я надеялся на то, что в отношении меня судьба будет более великодушна. Ведь были же и в нашей истории исключения, когда… Я не знал реальной сути этих «исключений».
Мое заблуждение, однако, сыграло в моей жизни огромную положительную роль: я выкарабкался в число полноценных людей, занял среди них не такое уж плохое место, завоевал уважение. Но за все приходится платить. Теперь настало время пожинать отрицательные последствия моей ошибки.
Всю ночь терзался вопросом, является мое поведение нравственным или нет. В конце концов, какой толк в том, что я держу мое изобретение в секрете? Все равно я это свое мизерное сраженьице с обществом, олицетворяемым Гробовым, проиграю. А так хоть кому-то польза будет. Надо будет подготовить чертежи и расчеты. Пусть присваивают! Все равно это не Бог весть что — не космический корабль, не атомная бомба, не строение хромосомы. Так стоит ли возвышать проблемы ножных протезов до уровня проблем моральных?
А что, если передача труда моей жизни мерзавцам вроде Гробового будет ошибкой еще большей, чем моя исходная ошибка? И бывает ли вообще правильное исправление жизненной ошибки?
Невеста
У Солдата скоро день рождения. Невеста хочет подарок купить, а денег нет. Не мог бы я занять рублей двадцать до получки? У меня такой суммы в резерве не было. Пришлось разыскать Романтика, чтобы занять у него. Сейчас я позавидовал Солдату. Мне мучительно захотелось, чтобы обо мне кто-то проявил такую заботу, чтобы кто-то не спал из-за меня ночей, чтобы разыскивал меня и в пьяном виде волок на себе домой… Мир устроен несправедливо. Счастье и несчастье распределяются между людьми чудовищно неравномерно. Возможно ли какое-то социальное устройство, в котором в этом отношении будет достигнута какая-то норма справедливости? Наш строй считается самым справедливым в истории. Но и он не может устранить многие старые несправедливости и порождает свои новые. Деньги мне Романтик дал. Невеста деньги взяла, собралась уходить, уже с порога спросила меня, когда у меня день рождения.
— Сегодня, — ответил я.
Житейская грязь
Солдат пришел домой поздно вечером основательно пьяный. Привел с собой какую-то девчонку. Попросил меня уступить ему комнату на пару часов. Я ему что-то сказал насчет Невесты. Он сказал, что «она тоже не теряется». Я сказал, что моя комната не бардак. Он сказал, что я его не понимаю, так как я якобы импотент. Я его вытолкнул из комнаты. Он ушел с девчонкой, ругаясь нехорошими словами. Мне показалось, что девчонка тоже была пьяна.