Живой уголок. Сказочная повесть
Шрифт:
«Это вообще не твоя территория! Ты в картошке живёшь!» – повторял плешивый косматому. «И не твоя тоже!» – спорил косматый. «Ладно, давай сыграем. – Плешивый хитро прищурился. – По дороге я шёл, две дороги нашёл, по обеим пошёл». – «Знаю! Порты это! – закричал косматый, показывая на свои подвязанные шнурочком штаны. – А теперь ты отгадай. Липовый кузовик ночью отперт, днём заперт». – «Понятия не имею», – почесал голову плешивый. «Лапти! – радостно закричал косматый, показывая на свои ноги. – Я выиграл!» – «Ничего ты не выиграл!» – ещё крепче вцепился в хомяка плешивый, и они снова начали тянуть Авоськина в разные стороны.
В
«Не хочу туда!» Авоськин замолотил лапами, борясь с плешивым.
И проснулся – от того, что свалился с пальмы. Во время падения хомяку удалось зацепиться за побег плюща, но тот оказался ненадёжным, и Авоськин плюхнулся прямо в полную воды раковину. Его защёчные мешки наполнились воздухом, а лапы сами быстро задвигались, и он закричал:
– Улька! Отелло! Смотрите скорее, что я умею! Королём плыву!
Но тут же он наглотался воды и начал тонуть.
Тонуть оказалось интересно, потому что Авоськин снова вернулся в свой сон. Плешивый мужичок, который тащил хомяка в воду, неожиданно ослабил хватку и посмотрел вверх. В воздухе над зелёным бережком парила стройная женщина в венке и с распущенными волосами. Глаза у неё были закрыты, ладони сложены под щекой, словно она спала, на губах замерла лёгкая улыбка.
Мужичок оказался не единственным, кто заметил женщину. «Защитница, защитница наша пришла!» – заквакали, закрякали, забили плавниками речные жители. Даже большой и губастый, который страдал в глубине реки, произнёс что-то радостное, выпустив пузырь воздуха изо рта.
«Освободи Авоськина, ему ещё много чего предстоит совершить!» – не раскрывая глаз, мягко приказала женщина плешивому. «Уже отпустил! Только не ругай меня, тётенька! Я хозяина хотел порадовать, болеет он». Мужичок оставил хомяка, попятился и, запев:
Эх, было двенадцать разбойников,
Был атаман Кудеяр,
Много разбойники пролили
Крови честных христиан, —
нырнул в камыши.
А женщина плавно опустилась на землю и села на траву рядом с Авоськиным. «Спасибо вам большое, что прогнали этого вредного человека», – поблагодарил её хомяк. «Пожалуйста, – ответила она и объяснила: – Это был жук, он живёт в камышах. Хотел тебя главному сому подарить».
«Сому? Тому страшному, который на самом дне реки в яме лежит? Чтобы он меня съел?» – «Да, – кивнула женщина, – только вряд ли бы сом тебя съел. У него давно пропал аппетит, потому что вода в реке отравлена».
Откуда она всё это знала? «А почему у вас глаза всё время закрыты?» – поинтересовался Авоськин. «Потому что я сплю». – «А над берегом зачем летаете?» – с возрастающим любопытством спросил хомяк. «Они говорят, что я их спасительница. – Женщина кивнула в сторону речки. – Хотя я сама об этом ничего не знаю, честное слово». Она тихонько засмеялась, по-прежнему не раскрывая глаз, и начала медленно подниматься на воздух. «Но за природу вы всё равно отвечаете, – не отставал настырный хомяк. –
«Зачем это тебе, Авоськин?» – Женщина впервые нахмурилась. «Чтобы меня все боялись! Расцарапаю, разорррву на кусочки всех живодёров! Пусть знают, как слабых да маленьких обижать». Замолотив кулачками, хомяк вошёл в раж, глаза его загорелись, зубы оскалились. «Тогда ты станешь таким же плохим, как они, – промолвила женщина, отлетая от него подальше. – Главная сила не в этом, Авоськин. Ты ведь добрый хомяк. Твои тельце и душа прекрасно устроены. Не изменяй себе». – «Подождите, не улетайте!» – взмолился Авоськин, но тут за его спиной прошипели:
– Авоськин, держись…
И невидимая сила вытолкнула хомяка из приятного сна обратно в явь. Там были предутренние сумерки, и лилась вода из крана.
– А где речка? Зелёный берег где? – спросил мокрый Авоськин.
Он лежал около мыльницы, на самом краю раковины, и на него обеспокоенно смотрела спасительница Улька.
– Тут тебе и речка, и берег, – проворчала ужиха.
До хомяка дошло, что река с огромным сомом, а также летающая над лужайкой прекрасная женщина ему почудились. Но впечатления от необычного видения не оставляли Авоськина.
– Улька, ты главного сома видела когда-нибудь?
– Много раз. Он на самом дне реки в темноте прячется.
– И живых червяков у него во рту видела? – с недоверием спросил хомяк.
– Конечно, видела. Только это не червяки, а усы. Два из самого рта торчат, четыре пониже.
– Значит, это был не сон. Или сон, но непростой, – стуча от холода зубами, сказал Авоськин. – Улька, а ты видела…
– Ну, кого ещё?
– Меня… как я королём плыл, – смутился хомяк.
– Авоськин, – серьёзно произнесла ужиха, – во-первых, не королём, а кролем. Во-вторых, запомни на будущее: плаванье с болтовнёй несовместимы…
В это самое время в школу вошла Ангелина Ивановна. Она сразу заметила ручейки, вытекавшие из кабинета биологии. Учительница открыла дверь, отскочила от хлынувшей воды и на фоне сумеречного окна увидела силуэт, напоминающий индейское божество.
Это был Экспонат. От его головы отвалился кусок, обнажив глазное яблоко и пучок мышц. На голове у муляжа сидел взъерошенный Отелло.
– Что таращишься, курица разноцветная? – спросил он.
Ангелина Ивановна давно мечтала, чтобы Отелло заговорил, и учила его разным хорошим словам. Никакой «разноцветной курицы» среди них, конечно, не было! Впрочем, сейчас учительнице было не до вопросов к попугаю.
Хлюпая сапогами по воде, она бросилась к раковине и увидела там двух других обитателей живого уголка. Улька была жива-здорова, а вот хомяк…
– Авоськин? – испугалась Ангелина Ивановна.
– Я з-замерзаю, – простучал зубами хомяк.
Учительница услышала лишь жалкий писк. Схватив махровое полотенце, она принялась бережно вытирать хомячью шёрстку и взъерошенный хохолок. Потом долго согревала зверька своим тёплым дыханием. Добрая-предобрая Ангелина Ивановна!