Живой замок. Через тернии
Шрифт:
Возбужденный зверек, испытывающий постоянный голод, идя на поводу своих инстинктов, продолжал подпрыгивать, заведомо зная, что никак не достанет. В глубине себя Мелисар ощутил нечто подобное, некое желание, наконец, восполнить жажду, но оно смешивалось с отвращением, и поэтому он перехватил ласку и зажал ее в руках. Зверек извивался что есть мочи, но ни кусать, ни царапать не осмеливался.
С застывшим на лице удивлением и решительностью парень попытался найти то место, откуда вытекает кровь, и обнаружил под самим потолком небольшое круглое отверстие. Левее он заметил еще одно, и еще одно, и еще…
Вся стена была вдоль усеяна ими, и из каждого стекала темно-бордовая жидкость. Он десятки
Темная густая жидкость, медленно протекая по желобам, начала стекать в чашу. Он продолжал безотрывно следить за ней, хоть и чувствовал отвращение. Чем больше она наполнялась, тем сильнее в нем разгоралась жажда. Если бы сейчас ему предложили корону, он бы выбрал воду, самую красивую девушку королевства – воду, несметное богатство – воду, крылья – воду. Единственное, чего он желал больше воды, это вырваться из мертвой хватки замка, но даже это сейчас отошло на второй план.
Когда чаша наполнилась до середины, по ее ободу тусклым сиянием начали одна за другой зажигаться руны, которые Мелисар постепенно складывал в слова. Наконец зажегся последний символ, и надпись воссияла ярче.
«Свободу получит лишь тот, кто трижды изопьет».
Безвыходность выбора медленно начала заполнять собой сознание Мелисара. Значит, чтобы покинуть комнату, надо сделать три глотка из чаши. Опуститься на колени и, коснувшись губами, трижды наполнить рот кровью. Мелисар отвернулся, крепко сжав зубы, его живот пронзило судорогой. Ему хватило только представить, чтобы понять – кровь выйдет из него тем же путем, что и попадет в него, стоит ему только исполнить начертанное. Между тем необъяснимая жажда, несмотря на всю боль, пронзающую его желудок, оставалась, и даже больше – продолжала нарастать с каждым мгновением. Острое осознание того, что в чаше находится кровь, начало стекленеть, само слово «кровь» словно начало тлеть и терять свое значение.
Мелисар развернулся к чаше. Вода, кровь – не все ли равно, чем восполнить жажду, столь сильно изнуряющую его организм? Надо лишь закрыть глаза, и цвет перестанет отпугивать. Просто склониться и начать пить, возможно, это лишь глупая боязнь перед неизведанным. Может, с первым глотком станет ясно, что страх был напрасным, что на самом деле пить будет приятно.
Парень опустился на колени и, когда уже готов был поставить руки по обе стороны вокруг чаши, почувствовал, что в них зажата ласка. Он долго смотрел на нее, будто просыпаясь после глубокого сна. Предыдущие мысли стали казаться чужими. Случайность вернула его к реальности, из которой увела связь с лаской. Образ чаши потерял свою сакральность. В голове, будто рыжий хвост хитрой лисы из глубокой чащи, мелькнула мысль. Не совсем правильная, во многом неприятная, но другого способа выбраться Мелисар не видел. Вместо того чтобы склониться над вырубленной в плите чашей, он поднес к ее краям ласку, не выпуская ее из рук. Она жадно втягивала воздух и прекратила вырываться, когда поняла, что сейчас произойдет. Руки, неоднократно пытавшиеся изловить ее за чрезмерное желание убивать, покрытые мелкими шрамами от ее же когтей, сейчас сами направляли ее к бордовой жидкости. Мгновение – и зверек принялся жадно упиваться кровью. Ладонями Мелисар чувствовал, как сердце зверька громко пульсирует в его маленькой грудке, а бока ходят волной при каждом его глотке.
– Два, три… – считал он шепотом. – Три… ну же! Три! Давай!
Последнее слово он прокричал, неотрывно смотря на плиту в конце комнаты, которая так и продолжала закрывать собою единственный выход из этого жертвенника.
– Пятый, шестой глоток… все, хватит, – произнес Мелисар, отрывая ласку от ее любимейшего лакомства.
В глубине души он уже корил себя за то, что так быстро смог переступить через свои принципы. Долгие годы отучать привязанного к нему зверька от лишней пищи подобного рода, ведь это лишние смерти, чтобы после своими же руками это все разрушить. Напоить ее до изнеможения…
Сзади послышался нарастающий скрежет камня. Мелисар закрыл глаза, ощущая благодарность ко всему миру, но более всего к ласке. Плита поползла вбок, и в комнату сразу же начал проникать свежий воздух. Он даже и не подозревал, насколько здесь было удушливо и затхло до этого. Вскочив на ноги, парень устремился к открывшемуся проему, желая как можно скорее покинуть этот каменный склеп, обагренный кровью. Остановившись за шаг до цели, он оглянулся напоследок.
Только самый изощренный и извращенный ум мог создать такое и заставить проходить чрез это людей, разрушая их изнутри. Пламя в камине начало постепенно затухать, и комната стала погружаться во мрак, который, будто туман, стелясь над землей, медленно вытекал из углов.
* * *
Мелисар забыл о предыдущей комнате, стоило ему лишь войти в новую обитель. Даже скрежет закрывающейся плиты, ранее будоражащий все внутри, стал ничем по сравнению с тем, что открылось его взору.
Это была уже вовсе не мрачная, затхлая и темная каменная клетка, это был огромный зал округлой формы. В центре него возвышалось подобие горы, от которой во все стороны исходили яркие серебряные лучи света. Ослепленный ими Мелисар некоторое время не мог ничего разглядеть, слыша лишь журчание воды, которое придавало залу некое умиротворение. Когда глаза наконец привыкли к яркому свечению, парень медленно начал шествовать к горе, безотрывно вглядываясь в нее. С каждым шагом она обретала все более явные очертания.
Сотворена гора была из огромных валунов, покрытых мхом, и прозрачных камней, которые ранее Мелисар никогда не видел. Они напоминали идеально чистый лед и складывались в некие заламывающиеся дорожки, которые начинались от самого пика горы и спускались книзу, ветвясь, будто истоки одной большей реки. Именно по этим камням мерно стекали потоки чистой и отдающей холодом воды. Внизу на уровне колен она стекала в некое подобие чаши, которая огибала по кругу всю гору и была окаймлена глубоко врезанными рунами. Через эти же камни и струился свет, зарождаясь где-то глубоко внутри горы. Его серебряные лучи преломлялись в гранях камней и сквозь воду озаряли зал.
Мелисар приблизился и, хотя сразу же ощутил, как лицо осыпает мириадами мельчайших капель воды, не стал пить. Подавляя жажду, он решил осмотреть всю гору, ведь она – это одно из немногих вещей, что заставляли его дышать через раз. Его взор устремился вверх и, остановившись на вершине, заставил сердце на мгновение замереть. Вода стекала вниз не из отверстия в потолке или же вырубленного в стене канала, как в жертвеннике, она монотонными толчками вырывалась из черепа огромных размеров, вернее, из его широко раскрытого рта.