Живущие в ночи. Чрезвычайное положение
Шрифт:
— Чтобы белые люди смотрели мое нутро. А зачем им это нужно?
— Они изучают болезни.
— А деньги они уплатят?
— Конечно. Ты получишь наличными.
— Как же они будут платить покойнику?
— Кому же, черт побери, достанутся деньги?
— Ма или кому-нибудь еще.
С Джонги муха перелетела на колено Броертджи. Он ловко поймал ее и раздавил о цемент ногтем большого пальца.
— Интересно знать, что теперь будет делать Эндрю?
— Очень интересно.
— Говорят, он удрал.
— Почему?
— Брат всыпал ему как следует.
— Знаю. Он ударил мою
— Что ты ему за это сделаешь?
— Выдерну ноги из задницы, когда встречу.
— Он неплохой парень.
— Он ударил мою ма.
— Все же он ничего.
— Он думает, раз он образованный, значит, ему все можно.
— Все же он ничего. И умный парень.
— Чихать я на это хотел.
Они смотрели, как по улице шествует приходский священник. Он аккуратно подбирал полы сутаны, чтобы не испачкать их о тротуар. Под мышкой он держал Библию с золотым обрезом и молитвенник. Амааи глядел на него недоброжелательно.
— Не люблю попов.
— А я не люблю этого, — сказал Джонга со значением. — Я о нем кое-что слышал…
— Что именно?
— Всякие гадости.
— Да?
— Мне говорили Хонгер и Тана.
— Не верю.
— Это правда!
— Вранье это!
— Клянусь богом!
— А где доказательства?
— Спроси Хонгера и Тану.
— Этот Тана врет как сивый мерин!
— Как твои на и ма.
— Не трогай их!
— Да отвались ты!
Толпа стала подниматься по лестнице вслед за священником. Появилась Аннет в модном облегающем черном платье; с двух сторон ее поддерживали муж ч сын Мервин. Она то и дело подносила к носу флакон с нюхательной солью. На балкон вышел Джеймс, поискал кого-то глазами и тотчас скрылся. Амааи снова перевел разговор на Эндрю.
— Говорят, он не хотел куда-то пойти вместо матери.
— В тот день он как раз был с нами.
— Она вышла в такую паршивую погоду, и ее хватил удар.
— И он стукнул твою ма?
— Кто?
— Эндрю.
— Да, стукнул.
— Вот до чего доводит образование!
— Экзамены, латинский язык и вся эта дребедень. Чересчур много ума набрался.
— Из-за него ее и хватил удар?
— Как пить дать.
— А от этого умирают?
— Еще бы! Умереть от чего хочешь можно.
— А как насчет матери Хонгера?
— А что насчет нее?
— Она померла от вина.
— Выпила вина бутылку.
— Завалилась на подстилку.
— Кверху ноги задрала.
— И померла.
Они покатились по теплому цементу, крепко обхватив друг друга и визжа от смеха.
— Да ты, оказывается, поэт.
— Надо послать это в «Аргус».
— Выпила вина — и померла.
Они сели в изнеможении. Броертджи подавился, и это послужило поводом для нового взрыва веселья. Собравшиеся на похороны смотрели на них с ужасом, шокированные таким неприличием.
— Эй, вы, заткнитесь! — скомандовал Джонга, пытаясь сохранить невозмутимость. — У людей горе, а вы гогочете.
— Хорошо, больше не будем.
— Ведите себя как следует, черти!
Они пытались сдержать смех. Броертджи смотрел на Амааи, кусая губы.
— Выпила вина — и померла.
Оба опять покатились по цементному полу веранды.
— А ну перестаньте. Сюда идет брат Эндрю, — предупредил Джонга.
Джеймс был одет в черный костюм. Он недавно выбрился, но, видимо, второпях — на шее торчала щетина. Парни думали, что он хочет их отчитать. Они смотрели, как он прошел сквозь толпу у дверей и затем стал пересекать улицу, направляясь к веранде.
— Не запретит же он нам смеяться, — сказал Броертджи, как бы оправдываясь. — Захочу — и буду!
— Пошлем его ко всем чертям, — предложил Амааи с наигранной смелостью. — Нечего ему корчить из себя белого!
— Говорят, он очень здоровый, дьявол.
Джеймс подошел к тому месту, где они сидели, немного помолчал, затем прочистил горло. Заметно было, что ему трудно заставить себя говорить с юнцами.
— Вы друзья Эндрю? — спросил он.
— Чьи друзья?
— Моего брата Эндрю.
— Конечно.
— Конечно, мы знаем его.
— А вы не знаете, где он сейчас?
— Нет.
— Он ушел три ночи тому назад.
— Вот черт!
— И с тех пор не возвращался.
— Ну?
— Через час похороны.
— И вы хотите, чтобы мы его нашли?
— Да. Вот вам полкроны. Попробуйте его отыскать. Он отвернулся, смущенный, и зашагал обратно через улицу. Броертджи и Амааи во все глаза смотрели на полкроны, зажатые в руке у Джонги.
— Вот черт!
— Ну и ну!
— Где же он может быть?
— Не в кино?
— Нет.
— Может, в библиотеке?
— Нет.
— Или в бассейне?
— Нет.
— Как же мы его разыщем?
— Где же он шляется?
— А по мне, так пропади он пропадом. Он ударил мою ма.
— Двинул в бок, что было силы.
— А она заголосила.
— Кверху ноги задрала.
— Выпила вина — и померла.
Глава пятнадцатая
В тот самый вечер, только попозже, через три дня после ухода из дому, Эндрю медленно брел но Гановер-стрит, направляясь на Найл-стрит, к Мириам. Он весь зарос грязью, был голоден и умирал от желания спать. Над Столовой бухтой висела желтая вангоговская луна, что-то недоброе чувствовалось в наэлектризованном ночном воздухе. Любопытно, что скажет его сестра? С Мириам всегда легче ладить, чем с Ан-нет. Она почти такая же смуглая, как и он, спокойная и отрешенная от всего. А вообще-то говоря, он ее плохо знает. Эндрю было всего восемь, когда она вышла замуж и переехала в Уолмер-Эстейт; с тех пор она редко появлялась в Шестом квартале.
Ему хорошо запомнился день ее свадьбы. Прежде чем наряжаться самой, она выкупала его в жестяной ванне. В такси он сидел рядом с матерью, выпрямившись и чувствуя себя ужасно неудобно в своем новом темно-синем костюме и лакированных туфлях; его волосы лоснились от кокосового масла. Свадебная церемония состоялась в соборе св. Марка, затем все поехали в Кирстенбос фотографироваться и, наконец, — банкет в Фиделити-Холл. Музыканты играли свадебный марш из мендельсоновской увертюры к «Сну в летнюю ночь», и он очень смутился, когда его познакомили с крестной сестрой — цветочницей. Что же все-таки скажет Мириам? Будет ли упрекать его за то, что он не был на похоронах? Неужели и она думает, будто он виноват в смерти матери?