Живущие в ночи. Чрезвычайное положение

Рив Ричард

Он прошел Шеппард-стрит и заметил, уже приближаясь к Зоннеблуму, что дома стали не такие убогие и мрачные. Приятно было смотреть на эти добротные строения с аккуратными газонами и садиками, с электричеством и ванными… Он свернул на Найл-стрит и остановился у ворот дома Мириам. В прихожей горел свет, и он вдруг заколебался, не зная, как будет встречено его внезапное появление. Всего два раза был он здесь после ее свадьбы — два раза за восемь лет. Он всегда завидовал людям, живущим в Уолмер-Эстейт, их удобствам и житейской опытности.

Это были состоятельные цветные, в домах у них — электрические камины, холодильники, на окнах жалюзи-. Едва какая-нибудь семья выбивалась из бедности, как тотчас переезжала в Уолмер-Эстейт с твердым намерением забыть прошлое.

Он нерешительно прошел по садовой аллее и позвонил. Никто не открывал. Эндрю не знал, дома ли муж сестры Кеннет. Может быть, уйти, пока не поздно? Но куда ему деваться? Вернуться к Джеймсу? Он снова нажал кнопку, и на этот раз за дверью послышался какой-то шорох.

— Кто там? — шепнула в скважину Мириам.

— Это я. Эндрю.

Она немного помолчала, затем, повозившись с ключом, открыла дверь.

— Заходи.

Она провела его по узкому коридору на кухню.

— Ты чего-нибудь ел?

— Нет.

— Сейчас посмотрю, что у нас есть. А ты пока вымойся в ванной. Гам должно быть чистое полотенце.

Она хлопотала на кухне, готовя кофе, нарезая хлеб и поджаривая яичницу с беконом. Мириам была легкого сложения и красивая — в мать, тридцать лет почти не наложили на нее отпечатка. Эндрю еще ничего не ел с тех пор, как ушел из дому, и даже не вспоминал о еде. Но теперь он почувствовал волчий аппетит.

Мириам стала накрывать на стол.

— Извини, у меня только бекон и яйца.

— Ну и хорошо, спасибо.

— Я готовлю только на Кеннета и себя, а мы уже поели.

— А где же Кеннет? — спросил он.

— Работает в ночную смену. Он теперь шофер, водит автобус, но ты этого не знаешь, потому что давно у нас не был.

Эндрю молча принял этот мягкий упрек. Конечно, его можно обвинить в необщительности, но ведь и она в кои-то веки бывает на Каледон-стрит. Он догадывался, что она намеренно обходит события последних дней. Должно быть, обо всем уже знает и, разумеется, заметила, что его не было на похоронах.

— Ужин готов, Эндрю.

Она пошла за вязаньем. Когда она вернулась, он торопливо глотал яичницу, не смея поднять глаз. Чтобы избежать ее взгляда, он уткнулся носом в тарелку. Покончив с ужином, нервным движением бросил нож и вилку на стол.

— Наелся?

— Да, спасибо.

— Хочешь сыру с хлебом?

— Нет, спасибо.

— Джем?

— Нет, спасибо. Я сыт.

— Правда?

— Правда.

— Тогда выпей кофе.

Она налила две чашки и подсела к столу. Наступило неловкое молчание. Мириам взяла в руки вязанье и, деловито щелкая спицами, принялась вязать свитер для Кеннета; глаза ее были устремлены на образец в «Журнале для женщин». Эндрю понял, что должен что-то сказать, должен объясниться.

— Мириам!

— Да?

— Ты веришь, будто я убил ма?

— Нет.

Постепенно его охватывало чувство облегчения.

— Она попросила меня сходить к тете Элле.

— Да?

— А я не пошел из-за этого ветра.

— Ты поступил нехорошо.

— Но я пошел потом.

— Знаю.

— А когда вернулся домой, ма была уже при смерти.

— У нее был удар.

— По моей вине, Мириам?

Он впился в нее взглядом, губы его затрепетали.

— Нет.

— Значит, я не убийца?

— Нет.

— А Джеймс так сказал.

— Джеймс не прав.

— Но он сказал, что я убил ма.

— Не сердись на него, он был вне себя от горя.

— И я не бил миссис Хайдеманн.

— Я в этом уверена.

— Только толкнул ее, потому что она пыталась меня обнять.

Мириам криво усмехнулась, и это лишь усилило его смущение.

— Я хочу сказать, что она старалась утешить меня. Я хочу сказать… Мириам, ты понимаешь, что я хочу сказать?

— Да, Эндрю, понимаю.

— Вот я и толкнул ее.

Слышалось лишь щелканье спиц. Эндрю знал, о чем его сейчас спросит Мириам, и заранее боялся этого вопроса.

— Почему ты не был на похоронах?

Снова воцарилось молчание. Только деловито щелкали спицы. Усилием воли он взял себя в руки.

— Мне было страшно, Мириам.

— Кого?

— Джеймса и Питера. И Аннет, и Филипа, и Дэнни, и тебя.

— Ну, меня-то ты мог не бояться.

— Но больше всего я боялся ма.

Она поглядела на него странным взглядом и снова уткнулась в журнал. Пальцы ее продолжали быстро двигаться.

— После того как Джеймс избил меня, я сперва отправился к Форшору, а потом пошел по Нэшнл-роуд. Все шел и шел. День и ночь, пока не решил пойти к тебе.

— Три дня.

— Да.

— Но ты пропустил занятия.

— Да. Я помню об этом.

— Ты вернешься назад?

— Не знаю. Не думаю.

Он запнулся перед следующей фразой.

— Мириам, я боюсь вернуться к Джеймсу.

— Куда же ты денешься?

— А у тебя я не могу остаться?

— Не знаю, что тебе ответить. Я должна поговорить с Кеннетом и Джеймсом. У нас не так много свободного места.

— Больше мне некуда идти.

— Я должна сперва обсудить это с Кеннетом.

Он чувствовал себя слабым, беспомощным и беззащитным. Ненавидел Каледон-стрит и триста второй. И боялся Джеймса. Вернуться в комнаты, где все напоминает о матери! В грязь и убожество трущоб! В Шестой квартал! К Джонге, и Броертджи, и Амааи! К пьяной миссис Хайдеманн и тете Элле!

— Пожалуйста, Мириам. Я так хотел бы остаться у вас.

— Я должна поговорить с Кеннетом.

Она налила еще кофе — и ему и себе, — и они молча стали пить. Когда кофе был выпит, она поднялась с деловым видом.