Живые и мёртвые
Шрифт:
Хотя священник Первой церкви в Янки-Сити (унитарианской, игравшей очень важную роль в праздновании трехсотлетия) сознательно, разумеется, и не придерживался такой интерпретации, когда читал первую проповедь, посвященную юбилею, его слова эту интерпретацию подтверждают. Тем, кто был напрямую причастен к торжеству, он говорил — подготавливая их к пониманию стоящей перед ними задачи, — что «мужественность, сила и суровость пуританства, сформировавшие нас, являются абсолютно необходимыми ингредиентами любой дельной религии». «Наши отцы, — говорил он, — достигли того, чего они достигли, благодаря тому, что в них силою духа была вложена мощная взрывная энергия».
С темой «Великого дня рождения», в которой элементы женственности, природы и плодородия плотно сгруппировываются во взаимодействии со взрывной мужской энергией доминирующей пуританской цивилизации, была связана еще одна тема, которую нам необходимо
В процессии была одна-единственная сцена и один-единственный момент, когда женщины не находились под властью мужчин. В самом начале, «до пришествия человека», женский «Дух дикой природы» был свободным, не связанным социальными последствиями видовых условий женского существования. Однако вместе с тем женщина пребывала также и вне человеческого мира и репродуктивного цикла. В мифологии того времени первозданный лес был символом тишины, спокойствия, вечной вневременности, когда ничего не происходило и все пребывало в молчаливой неподвижности. Женственность, пассивность, девственность, вневременность — такова группа значений, выраженных в «Духе реки и дикой природы». Когда состоялся «ее» контакт с господствующей мужской цивилизацией Запада, она стала «матерью», из лона которой родилась великая нация. Где нет мужчины, там нет и времени, ибо не существует символов времени, от которых оно зависит, и отсутствуют его измерение и человеческая значимость. Для понимания нерациональной идеи, нашедшей выражение в первозданном лесе, важно понять, что как «мать», из которой вышли все люди, «она», будучи вечно плодородным началом, сама по себе остается рождающим лоном, в котором времени не существует. Благодаря контакту с мужским началом она рождает на свет поколения людей, находящихся в плену времени, чьи линейно протекающие события, зримо упорядоченные в движущейся веренице процессии, дают пространственное выражение линии времени, всегда тянущейся из прошлого в настоящее.
В Янки-Сити, каким он предстает в процессии, главенствует мужское начало. Его культура — мужская культура. Его значимость и выдающиеся достижения — целиком и полностью мужские.
Нигде — ни в какой-либо из сорока двух сцен Процессии, ни в сцене визита Вашингтона — сексуальность как могущественная побудительная сила, оказывающая важное воздействие на жизнь мужчин и женщин и события времени, не изображается и не получает сознательного выражения; не присутствует она и в текстах соответствующих исторических очерков. В них нет страсти. Ни в одном из них не становится главной темой страстная любовь мужчины к женщине. Хотя женские абстрактные образы и используются для выражения значений природного мира, ни в одном из них женщина не символизируется средствами классической или романтической образности как воплощение трансцендентных идеалов женственности, которым подчиняют себя и свое поведение мужчины. Ни в одной из сцен не была выражена в качестве основной или второстепенной темы романтическая любовь. Юная красота и сексуальное очарование не были представлены как атрибуты девушек Янки-Сити; не было здесь ни Джульетты с ее Ромео, ни Тристана и Изольды, которые бы главенствовали на сцене. Демонстрировались элегантные костюмы и аристократизм зрелых, но незначительных леди, которые служили образчиками эпохи и лишь дополнением к мужчинам, занимавшим высокое положение. Часто их присутствие всего лишь придает необходимый статусный акцент контексту, сопутствующему какому-нибудь важному мужчине. Место женщин подчиненное и, несмотря на оказываемое ему уважение и частую его представленность, не имеет серьезного значения для драматических событий истории.
Прежде чем перейти к дальнейшим комментариям, необходимо представить те методы исследования, которые мы использовали для верификации этих и других обобщений. В знаках процессии факты истории становятся символическими продуктами нынешних значений. Пользуясь нашими процедурами исследования, мы рассмотрели сорок с лишним сцен как «истории», рассказанные теми, кто их представлял. Свободно структурированная и неуправляемая история была в этих рассказах компактно преобразована в символические сцены. Герои в окружении второстепенных персонажей разыгрывали некий сюжет, как правило, с драматическим исходом. Значение каждой драматической сцены, поддерживаемое историческим очерком и комментариями тех, кто наблюдал процессию воочию, позволило нам разработать аналитическую процедуру для установления символических элементов, которые можно было идентифицировать и значения которых можно было выяснить.
Процедура была следующей. Определялась сюжетная линия эпизода; устанавливался центральный персонаж, или герой; идентифицировались второстепенные и дополнительные персонажи, а также выявлялись, насколько это было возможно, их символические функции. Посредством интерпретации действующих лиц, включенных в процессию, и посвященных им исторических повествований определялись негативные и позитивные чувства, вкладываемые в эти фигуры, в особенности героя, являющегося основным центром интереса и идентификации [6]. Кроме того, с целью определения основных тем и общего замысла процессии могли приниматься во внимание различные символические элементы всех этих сцен [61b].
В числе действующих лиц было 46 главных персонажей, или «героев»; из них 41 роль была мужской, а 5 — женскими. В четырех сценах основную роль играла женщина; в 38 главными персонажами были мужчины; а в одной сцене были две главные роли, поделенные между полами.
Из пяти главных женских персонажей два представляли жен и матерей первых поселенцев и пионеров, один — жертву трагедии из семьи, подвергшейся индейскому набегу, один — «гонимую» старую женщину (и жену), которую осудили и признали виновной в колдовстве, и один — абстрактный образ, сыгранный молодой незамужней женщиной, представлявший «Дух реки», а вместе с тем и «Дух дикой природы». В главных ролях все женские персонажи, представлявшие человеческих существ, были подчинены вышестоящим мужчинам; женский символ природы фигурировал на сцене в одиночестве.
Второстепенных ролей (если не включать в их число дополнительные «проходные» роли) было пятьдесят пять; тридцать две из них были женскими. Среди них были 22 американки, 7 чужестранок и темнокожих, в том числе кубинские и испанские сеньориты и индеанки (девушки и женщины), а также 3 мифических символических образа: китайская богиня луны, земные Ветры и Колумбия [99] . 12 американок из 22 были женами и матерями выдающихся мужчин, остальные — клиентками управляемых мужчинами магазинов, прихожанками, внимающими известным проповедникам, пассажирками знаменитого клипера, построенного выдающимся изобретателем из Янки-Сити, и ученицами старших классов, наставником которых был известный педагог-мужчина. Только одна женщина исполняла профессиональную роль — роль медсестры Красного Креста, принимавшей участие в первой мировой войне.
99
То есть Америка — земля Колумба. — Прим. ред.
В резком контрасте с этой картиной находились мужские роли, которые отличались огромным разнообразием, были наделены властью и обладали подчеркнутым престижем. Все главные мужские персонажи господствовали и доминировали. Вместе с второстепенными они охватывали собою все представленное здесь сложное разделение труда, хотя, как правило, принадлежали к высшим слоям общества. Среди них были президенты, адмиралы, генералы и другие офицеры высокого ранга, сенаторы, лица, поставившие свои подписи под Конституцией, торговые короли и филантропы, профессора, прославленные юристы, промышленники, а также моряки, солдаты, механики и другие мужчины, занимавшие не столь высокое положение на профессиональной лестнице, имена которых нередко были очень известны.
Из мужественности, которая преподносилась как могущественная и исполненная престижа, проистекали важные события, сформировавшие жизнь общества; в ней содержались высшие и авторитетные добродетели. Женственность же воспринималась как подчиненная, а если даже социально и более высокая, то лишь благодаря отцу или мужу, чьим статусом устанавливалось ее положение. В целом, положение женщины было зависимым, и ему уделялось мало внимания и интереса. В этом коллективном обряде с тем, чтобы видеть женщину или быть женщиной Янки-Сити, не связывалось сильных чувств. Предполагалось, что аудитория будет вкладывать свои ценностные чувства не в женские, а в мужские образы.