Жизнь без Роксоланы. Траур Сулеймана Великолепного
Шрифт:
Конечно, у Селима нет матери, следовательно, Нурбану сможет править гаремом, как это делала Хуррем Султан. Недавно она завела шутливый разговор с Селимом, поинтересовавшись тем, что он изменит в гареме, став султаном.
Тот задумчиво помолчал, а потом усмехнулся:
– Править гаремом останется Михримах, у нее хорошо получается. Ты с Мурадом будешь в Манисе, тебе там нравится, да и Мураду нужна помощь. А я наберу новых наложниц, молодых и красивых.
Нурбану понимала, что Селим нарочно дразнит ее, но понимала и другое – большая часть сказанного вполне возможна. Пока жива дочь Сулеймана Михримах
Хуже того, что сказал, Селим мог только сделать. Угроза быть отодвинутой от цели, когда та так близка, и заставила Нурбану хотя бы тайно размышлять о возможности удаления не только правящего султана (тот все же старик, сам долго не проживет), но и Селима, и Михримах тоже. Освободить путь наверх можно, только устлав его трупами всех, кто мешает.
Жестоко? Но иного пути просто не существовало. Селим не Сулейман, он не пойдет против всего мира ради своей возлюбленной, да и Нурбану не такова, чтобы садиться на трон рядом с мужем. Она многому, очень многому научилась у Хуррем, однако натура другая. И возраст тоже, когда Хуррем заняла место валиде в гареме, ей было тридцать, а Нурбану уже почти сорок, разница велика.
Оглянувшись на едва живых служанок, которые просто засыпали стоя, Нурбану усмехнулась:
– Мефтуне, можете идти, я прилягу сама, если захочу спать.
– Да, госпожа, – служанки поспешно (пока не передумала) попятились и скрылись за дверью.
Нурбану требовала, чтобы с ней вели себя так, словно она уже валиде. Конечно, не в присутствии султана, но в своем дворце обязательно.
Это вызывало насмешки Селима, но Нурбану не сдавалась.
Служанки ушли, Нурбану действительно прилегла.
Уехать в Кютахью из Коньи… Что-то здесь не так, было что-то в этом нелепом приказе Повелителя, чего она пока никак не улавливала.
И вдруг поняла: а Мурад? Шехзаде уже слишком взрослый, чтобы его держать подле отца. У Мурада гарем, Нурбану сама купила ему нескольких девушек и не позволила Селиму на них глянуть. Одна из наложниц удивительно красива, настолько, что Нурбану порадовалась собственной предусмотрительности. Пусть эта Сафие лучше будет наложницей Мурада, чем составит ей самой конкуренцию в гареме Селима.
Но мысли о Сафие вернулись к приказу Повелителя. Может, Селим не все ей сказал? Это привычно, Селим не считает нужным и возможным откровенничать с женой (а Нурбану именовала себя именно так) по поводу дел. Ее удел – гарем и женские заботы. Нурбану делала вид, что согласна. Что, если Мурада отправляют отдельно от отца? Только куда? Оставляют в Конье или… Сердце сладко замерло: что, если Повелитель отправит в Манису старшего внука?
А вот это вопрос… С одной стороны, это означало бы, что Мурад предпочтительней в качестве наследника, чем Селим, с другой – что ей нужно покинуть двор мужа и отправиться с сыном.
Нурбану встала, снова тревожно прошлась по комнате. Чуткая Мефтуне немедленно заглянула в дверь,
– Уйди.
Снова метались в голове тревожные мысли. Если Повелитель предпочтет внука в качестве своего преемника, то как на это отреагирует Селим? Он не такой увалень, каким выглядит, никто не знает, что в голове у шехзаде, там может быть все, что угодно. Селим одолел младшего брата с помощью войск отца, но мог бы и сам. Рохля Селим вдруг показал зубы, и это его, а не отцовской помощи испугался Баязид.
Уступит ли Селим трон сыну без боя? А сам Мурад, не пожелает ли он уничтожить отца как соперника за власть? Тогда война, исход которой неясен.
В любом случае это и победа Нурбану, и беда, она может вознестись и быть уничтожена, кто бы ни оказался у власти. Впервые шевельнулась удивительная мысль – вернуться на родину в Венецию.
Когда-то давным-давно, оказавшись в гареме Топкапы, Сесилия Веньер-Баффо, названная Хуррем Хасеки Султан за удивительный золотистый цвет волос новым именем Нурбану («Принцесса света»), категорически запретила себе вспоминать родину. Запретила, чтобы не терять душевные силы и скорей приспособиться к тем условиям (далеко не худшим), чтобы полюбить того, кому стала принадлежать, смириться и родить детей, лучше сына, и не одного.
Ей было некуда возвращаться, даже родные едва ли приняли бы обесчещенную Сесилию, а о замужестве и говорить не стоило. Сесилия незаконнорожденная, добавить сюда пребывание в гареме и… Кроме того, девушка решила, что если эта не самая красивая, хотя и умная женщина могла завоевать свое место, то и она сможет. Тогда красавица-венецианка не знала, сколь непостоянен успех в этом женском царстве, как опасна жизнь в нем.
Сесилии-Нурбану еще повезло, она оказалась в гареме тогда, когда самого гарема уже, по сути, не было, наложниц Повелителя Хуррем постепенно раздарила, хотя самому султану на ложе приводила красивых, но глупых девушек. Сесилия была умна, а потому к султану не попала, Хуррем взяла ее к себе и обучала премудростям гаремной жизни для сына. Хотела для Баязида, но золотоволоску увидел Селим, и мать не смогла отказать.
Что было бы, стань Нурбану наложницей Баязида? Она знала одно: сейчас единственным наследником султана был бы Баязид.
Но время нельзя повернуть вспять, что было, то было, Нурбану родила Селиму дочь, потом сына, потом еще дочерей. Селим был вполне сносен, конечно, ни о какой любви с ее стороны речи не шло, но Сесилия умела быть благодарной и мужа ласками в обмен на щедрые подарки и разрешение делать, что пожелает, отдаривала щедро. Была в этом не только благодарность, просто Сесилия прекрасно понимала, что неудовлетворенный муж может прикипеть сердцем к другой.
Она училась у Хуррем, присматриваясь, расспрашивая, иногда не совсем тактично и излишне любопытно. Как можно, не будучи первой красавицей, столь крепко держать сердце умного, сильного Повелителя в маленьких ручках? Нурбану, в отличие от других наложниц и служанок, не верила ни в какое колдовство, глупые, все колдовство Хасеки как на ладони, она и впрямь любила своего мужа, к тому же не замыкалась на постельных утехах, больше брала искренним интересом к его делам, дельными советами, а еще тем, что была самостоятельной. Да, в гареме умудрялась быть самостоятельной.