Жизнь без Роксоланы. Траур Сулеймана Великолепного
Шрифт:
Этого Михримах ему не простила, как ни старалась. Ни отцу, ни Селиму.
Чтобы не выплеснуть все это прямо в лицо султану, предпочла удалиться и страдать в одиночестве, прекрасно зная, что такое наказание для отца будет самым действенным.
Одиночество способствует размышлениям, а Михримах было над чем подумать.
Прежде всего, Михримах попыталась понять, кому была выгодна смерть ее мужа, казнь шехзаде Мустафы, гибель шехзаде Баязида и отравление султана.
Не могло быть, чтобы над этим не задумывался сам Рустем-паша, он был умен и опытен. У великого визиря
А еще у Михримах имелось тайное оружие – кира Эстер, женщина, которая знала в Стамбуле все, особенно то, что тщательно скрывалось и являлось тайной за семью печатями.
Перед тем как задавать вопросы кире, Михримах попыталась разобраться сама.
Кому мешал старший из сыновей Хуррем шехзаде Мехмед, вопросов не вызывало – конечно, шехзаде Мустафе. Султан не стал расследовать слишком странную смерть сына, хотя все говорило о том, что его заразили оспой нарочно. Михримах показалось, что в отношениях родителей пробежал холодок, Хуррем не смогла простить мужу такое равнодушие, хотя и не укоряла.
Мустафу султан казнил за измену и связь с персидским шахом, но всего более за ту самую печать «Султан Мустафа». Но знает ли Повелитель о том, что письма от имени Мустафы написаны разной рукой? Скорее всего, не знает. Однако шехзаде сами письма не пишут, за них это делают доверенные секретари. Одна и та же рука в письмах разных лет означает, что секретарь Мустафы теперь служит кому-то, связанному с венецианским послом.
Случайность? Бывает и такое, но Рустем-паша явно что-то узнал, за что и поплатился.
Итак, требовалось найти связь между постигшими султанскую семью неприятностями и понять, кому они выгодны все сразу.
Смерть шехзаде Мехмеда выгодна шехзаде Мустафе, в этом сомнений не было, но не с того времени следовало разбираться, это было слишком давно, больше двадцати лет назад.
Устранение самого Мустафы выгодно Селиму, но не Баязиду, для него мало что менялось. Хотя… Баязид показал себя с лучшей стороны, когда гонялся по горам Румелии за лже-Мустафой, а потом его же и обвинили, мол, он этого лже-Мустафу придумал, чтобы захватить и отличиться. Никто не задумался, зачем это Баязиду, ведь шехзаде не казнил самозванца сам, как мог бы, а прислал в Стамбул. Этот человек мог рассказать о том, кто за ним стоит.
Самозванца тогда казнил Рустем-паша по приказу Хуррем Султан, что дало повод обвинить султаншу в укрывательстве, мол, знала, что самозванец может выдать ее сына, вот и убили, пока не успел этого сделать. Михримах знала, как все произошло, знала, что мать действительно приказала Рустему казнить лже-Мустафу, чтобы его не попытались освободить силой, пока Повелитель болен. Но Хуррем не подозревала о слухах о причастности Баязида, эти слухи появились после казни самозванца.
Да и зачем это Баязиду?
Лже-Мустафа ему ни к чему, а вот гибель Мустафы, пожалуй, выгодна… Селим слишком слаб по сравнению с Баязидом, из двух оставшихся в живых сыновей султан должен был выбрать младшего (Джихангир был не в счет, какой из него правитель?), но выбрал Селима. Почему?
Теперь Михримах не была уверена, что эта боязнь безосновательна. Вполне вероятно, что Баязид мог бы сместить отца, чтобы взять власть. Но смещение означало бы смерть. «Двум клинкам в одних ножнах не бывать», – верно сказал когда-то отец их деда султана Селима. Боялся ли Сулейман своего сына Баязида? Пожалуй, да. Потому и держал как можно дальше, когда уже можно бы приблизить, потому и верил любым наветам на него.
Вспомнив о Баязиде и лже-Мустафе, Михримах вдруг задумалась, почему после казни Баязида не появился никакой лже-Баязид, хотя сторонников у настоящего в той же Амасье оставалось немало. Боялись султанского гнева или Мустафу любили больше Баязида?
Возможно, и так, любили больше, но не в Румелии же! Слишком многие в Румелии о Мустафе и не слышали, почему там, а не в Анатолии вдруг появился самозванец?
Нет, Баязид, похоже, сам пал жертвой чьих-то интриг и собственной самоуверенности. Тогда кто?
Этот вопрос не давал покоя ни днем, ни ночью. Михримах уже понимала, что нужно найти того, кто написал письмо, это единственная ниточка, которая позволит распутать клубок. Она знала этот почерк с одной буквой непременно больше других и с неровной точкой лучше своего собственного, но где же найдешь автора?
По ее просьбе кира Эстер добралась через своих людей до секретаря венецианского посла Марка Антонио Донини. Пристроенный туда слуга сумел сунуть нос во многие тексты переписчиков и самого Марка Антонио, но ничего нужного не обнаружил.
Благодаря подкупу архивариуса были изучены многие бумаги, оставленные прежними визирями, вплоть до самого Рустема-паши. И снова ничего. Вернее, обнаружено, что часть бумаг исчезла, но гарантировать, что они написаны тем, кого искали, нельзя.
Если уж иудейка не смогла найти нужного человека в Стамбуле, значит, его там не было.
Наверное, все важные события или находки в мире случаются нечаянно.
Это не было даже поиском, просто от Нурбану Султан из Кютахьи пришло письмо, в котором возлюбленная шехзаде Селима просила раздобыть и прислать арабское средство для женского здоровья. И не Михримах просила, они не слишком ладили всегда, а уж теперь Нурбану с каждым днем становилась все уверенней, ведь приближалось время, когда она станет главной женщиной империи.
Нурбану обращалась к Повелителю с просьбой найти лекаря-араба, у которого есть такое средство. А Сулейман, не желая этим заниматься, отмахнулся и приказал передать письмо дочери. На счастье Михримах, прежний великий визирь Семиз Али-паша умер, а новый – Соколлу Мехмед-паша еще только вступал в должность и привычно был в отъезде.
Получив послание нелюбимой невестки и не очень желая им заниматься, Михримах поморщилась, но как откажешься, если приказал Повелитель?
Проглядела почти мельком, уже протянула руку, чтобы отложить и передать евнуху, пусть ищет, как вдруг… Всего одно слово – имя лекаря-араба – написано арабской вязью, остальное по-итальянски, но в этом слове нашлась та самая буква и та самая точка!